Джеймс Хилтон - Потерянный горизонт
Не было, например, никаких тайн в отношении нравов и обычаев жителей долины, и Конвэй с интересом вел на эту тему беседы, которых хватило бы для создания вполне достойной диссертации. Ему, человеку, изучающему явления общественной жизни, особенно хотелось понять местную систему управления. При ближайшем рассмотрении складывалось впечатление, что это свободная и гибкая автократия с центром в монастыре, правящим благожелательно и выказывающим свою власть почти незаметно. Действовала подобная система с явным успехом, это подтверждалось при каждом очередном спуске в долину. Конвэй был поражен, когда осознал, что составляло опору права и порядка. Он не видел ни солдат, ни полицейских. Но ведь должны же существовать какие-то способы воздействия на нарушителей? Чанг сообщил, что преступления бывают крайне редко. Во-первых, так как к их числу принято относить только очень серьезные проступки, а во-вторых, потому что каждый в достатке имеет все нужное в пределах его разумных потребностей. На крайний случай слуги монастырских лам наделены властью изгонять правонарушителей из долины. Но такая мера, почитаемая за строгое, жестокое наказание, применяется редко. Главное же, на чем держится система правления Голубой Луны, — это усвоение людьми правил поведения. Некоторые вещи здесь просто нельзя делать, и не посчитавшийся с этим запретом человек неизбежно станет изгоем.
— Вы, англичане, внушаете в государственных школах те же представления, — сказал Чанг. — Но боюсь, у вас другой набор того, что нельзя делать. Обитатели нашей долины, например, относят сюда негостеприимство к странникам, ожесточение в споре, попытки получить преимущество перед другими. Для них непостижимо, как можно испытывать удовольствие от того, что ваши английские учителя называют игрой, воспроизводящей обстановку поля боя. Даже мысль об этом показалась бы им варварской и даже сознательной попыткой возбудить самые низменные инстинкты.
Конвэй спросил о спорах из-за женщин. Неужели их не бывает?
— Очень редко. Ибо не сочтено благопристойным взять женщину, которая нравится другому мужчине.
— Предположим, кто-то так сильно жаждет обладать ею, что ему уже наплевать на благопристойность?
— Тогда, мой дорогой сэр, со стороны того, другого, будет благопристойным уступить ее. Но еще потребуется и согласие самой женщины. Вы бы удивились, Конвэй, узнав, как успешно помогает решению этих проблем небольшая доза обоюдного доброжелательства.
При посещении долины Конвэй и впрямь обнаруживал там дух взаимопонимания, который доставлял ему большую радость, так как он знал: из всех искусств самым далеким от совершенства остается искусство управления. Однако в ответ на одно его одобрительное замечание Чанг ответил:
— Мы, видите ли, стоим на том, что совершенства в управлении можно достичь, если поменьше управлять.
— Но у вас нет никаких демократических механизмов — выборов и всего такого?
— О, действительно, нет. Наши люди были бы потрясены, если бы им предложили: такую-то политику надо принять, потому что она полностью правильная, а другую отвергнуть как совершенно негодную.
Конвэй улыбнулся. Такой подход к делу показался ему на удивление привлекательным.
Тем временем мисс Бринклоу находила особое удовольствие в изучении тибетского языка, Мэлинсон раздражался и ворчал, а Барнард сохранял душевное равновесие, подлинное или поддельное, но в любом случае вызывающее восхищение.
— Если честно, — говорил Мэлинсон, — веселое настроение этого господина скоро начнет действовать мне на нервы. Могу оценить его оптимизм, но эти его вечные прибаутки становятся невыносимыми. За ним надо приглядывать, а то он сядет нам на шею.
Раз-другой Конвэй уже и сам с удивлением замечал; как легко американец осваивается в новой обстановке. Мэлинсону он отвечал:
— Разве нам не повезло, что он так хорошо умеет приспособиться?
— Лично я нахожу это чертовски странным. Что вы о нем знаете, Конвэй? Ну, кто он такой и прочее?
— Немногим больше, чем знаешь ты. Как я понял, он явился из Персии и предположительно занимался поисками нефти. Уже в начале эвакуации проявилось его легкое отношение к жизни. Мне больших трудов стоило уговорить его лететь вместе с нами. Он согласился, только когда я сказал, что американский паспорт не остановит пулю.
— Кстати, а вы хоть раз видели его паспорт?
— Вероятно, видел. Не помню. А что?
Мэлинсон засмеялся.
— Боюсь, вы сочтете, будто я не совсем четко соблюдаю правило не совать нос в чужие дела. А почему бы и нет? За два месяца в этой дыре должны раскрыться все наши тайны. Если они существуют. Поверьте, это я узнал совершенно случайно, никому не сказал ни слова. Не собирался говорить и вам, но раз уж зашел разговор, пожалуй, могу и поделиться.
— Да, разумеется, но хотел бы знать, что ты имеешь в виду.
— Только одно. Барнард передвигается по миру с подложным паспортом, и он никакой не Барнард.
Конвэй поднял брови, выражая любопытство, не проявив ровным счетом никакого беспокойства. Если Барнард вызывал у него хоть какие-нибудь чувства, то скорее всего это была общая симпатия. И уж никак Конвэй не мог серьезно размышлять о том, кто такой Барнард, что он представляет собой в действительности.
— Ну и кто же он такой, по-твоему?
— Это Чалмерс Брайант.
— Черт побери! Как ты к этому пришел?
— Сегодня утром он обронил записную книжку, а Чанг нашел ее и отдал мне, думая, будто она моя. Мне сразу бросилось в глаза, что она набита газетными вырезками. Некоторые вываливались, пока я вертел ее в руках. Ну и признаюсь, я в них заглянул. В конце концов, газетные вырезки — это не личные записи, по крайней мере считается, что нет. Всюду речь шла о Брайанте и о его поисках, а на одной была фотография — одно лицо с Барнардом, если не считать усов.
— Ты сказал о своем открытии самому Барнарду?
— Нет, я просто вернул ему его собственность без комментариев.
— Итак, твои выводы построены на том, что ты обнаружил сходство Барнарда с газетной фотографией?
— Ну, пока да.
— Не думаю, что этого мне хватило бы для приговора. Конечно, я не исключаю твою правоту. То есть не отвергаю возможность, будто он действительно Брайант. Если так, то этим можно во многом объяснить его удовольствие от пребывания здесь. Едва ли он смог бы отыскать лучшее место, чтобы скрыться.
Мэлинсон казался немного разочарованным такой спокойной реакцией на новость, которую он, как это было очевидно, считал потрясающей.
— Ну и что же вы собираетесь предпринять по этому поводу? — спросил он.
