Альберт Иванов - Мир приключений 1986
Дед зябко поежился и ушел спать. Он всегда ложился рано, зато вставал с петухами.
Послышалось звяканье уключин. Это Славка и Гапон прошествовали мимо с веслами на плечах. Под мышкой у Славки торчала удочка.
— Лель, — позвал Славка, — пошли покатаемся?
— Неохота, — ответила Леля и продолжала все так же тихонечко напевать: — «Ну–ка, чайка, передай–ка милому привет…»
Тихонов лениво швырял камешки в воду и не обращал на Чумиция никакого внимания.
— Ну, смотри! — вдруг вскипел Славка. — Запомню.
Леля только засмеялась и снова оглянулась на Вальку.
Славка и Гапон оттолкнули лодку от берега, отъехали на несколько метров и с шумом сбросили «якорь» — кусок рельса на канате.
Они стали как раз напротив парочки. Чумаков делал вид, что ловит рыбу, но он больше смотрел на них, чем на поплавок. Гапон ерзал на корме и невпопад повторял:
— Тащи!.. Клюет!..
Юра и Леля встали, прошли немного ниже и уселись на одной из лодок, прикованных к берегу.
Рыболовы тотчас же переместились по течению и снова бросили «якорь».
Парочка опять перешла на новое место. Чумиций и Гапон не отставали. Так бы они передвигались до самого железнодорожного моста, если б на улице не появилась Зина.
Юрка обернулся и замер. Она тотчас вздернула голову и направилась к Валентину.
Мерный рокот болтовни старух, сидящих на лавочках, сразу стих.
— Пошли в кино? — отчаянным голосом сказала Зина. Громко–громко. На всю улицу.
— Пошли. — Он почему–то испугался.
Поэт нагнал их на гор.
Шел рядом и молчал. Она тоже молчала. И Валька молчал — такое дурацкое у него было положение.
А у самого кинотеатра Юрка тихо сказал, будто извиняясь:
— Гапон с Чумицием рыбу ловят… — Он неестественно засмеялся. — Головля поймали. — И кисло добавил: — С ладонь.
— Хорошо клюет? — неожиданно спросила его Зина и взяла Вальку под руку.
— Хорошо… — неуверенно ответил Тихонов и стал мрачно причесываться.
— Ну, иди… лови… — Она бросилась в подъезд кинотеатра, таща Вальку за собой. Билеты она купила заранее. Два!
Он оглянулся. Юрка стоял у входа, жалобно смотрел им вслед и причесывался.
…Когда они возвращались домой из кино, Зина просто измучила Валентина. Обычно она может кого угодно измучить своей болтовней, жалобами всякими. А на этот раз она измучила его своим молчанием. Ну ни слова ни о чем не сказала.
Надоели эти Юркины фокусы. Валька его прямо ненавидит, когда тот такие штуки выделывает. Он уж и так и сяк его выгораживал. Наконец даже всю правду ей сказал: как, зачем и почему Юра сегодня с Лелей встретился.
— Чумакова разыгрывали, ты понимаешь?
А она молчит. Идет, ладошки в рукава свитера спрятала и молчит. И только у самого своего дома сказала:
— До свидания. — А потом: — Пусть больше ко мне не приходит.
— Ладно, — буркнул он. Разве ей объяснишь!
А она стоит, не уходит. И Валька стоит, как дурак, думает, может, еще что передаст.
— Ну? — не выдержал. — Сказать, чтоб завтра зашел?
— Спокойной ночи, — вспылила Зина. И опять не уходит. Стоят и молчат…
— А ты не врешь?.. — спросила она. — Насчет Славки и Лельки?..
Нехотя так спросила, словно невзначай.
— Век воли не видать! Я никогда не вру. — И уточнил: — Если мне невыгодно.
Она засмеялась:
— А тебе как раз выгодно сейчас врать.
— Почему ж?
Она смутилась.
— Ну, вы друзья…
— Мало ли что! — разозлился Валька. — Хочешь знать, так мне сейчас как раз выгодно плести на него все, что вздумается. Я, может, на него еще больше обиделся. Хоть у меня и зуб на Славку, ненавижу, когда разыгрывают. Понимаешь?
— Понимаю… — говорит она, а на него не смотрит.
— Ничего ты не понимаешь. — Ему даже тоскливо стало, потому что она ничего не понимала. — Хочешь по–честному?
— Ну?
— Так вот. Плюнь ты на Юрку, если не хочешь с ним дружбу потерять. Уж кто–кто, а я его знаю. Чем хуже к нему, тем лучше. — Он вконец разошелся — такая его злость взяла. — Вот и помыкает тобой, потому что ты ему пятки лижешь…
— Неправда!
— Чуть что — Юрочка, Юрочка… А Юрочка… Думаешь, я не догадываюсь, почему ты мне тут зубы заговариваешь? Пусть больше, мол, не приходит. А сама только и ждешь, чтобы он пришел.
Зина повернулась и пошла к дому.
— Ты что? — опешил он. — Обиделась? А сама хотела правду!.. Я же пошутил.
Зина не остановилась. И вообще ничего не ответила.
Спит Валька летом всегда в сараюшке вместе с дедом. У них там два топчана стоят. И воздух курортный. Часов за пять высыпаешься. Валька шел к себе в сарай и думал: «Никогда больше с ними связываться не буду. Им что ни говори — своё! Помирятся — не помирятся, я виноват. Ну их всех в болото! Сами разберутся».
Дед бодрствовал. Положив две подушки под голову, чтобы повыше, он читал при свете фонаря «летучая мышь» третий том Гоголя и дымил из своего мундштука, как гибнущий пароход.
— Ну как кино? — не отрываясь от книги, спросил дед.
— Да так… Про любовь.
— Угу, — сказал дед и больше ничего не спрашивал.
Только Валентин хотел завалиться на свой топчан, глядит — там Юрка лежит. Дрыхнет как ни в чем не бывало.
Валька его растолкал, и тот подвинулся, зевая и потягиваясь. Валька тут же завалился и накрылся одеялом с головой. Но от Тихонова просто так не отвяжешься. Он сдернул с него одеяло и начал оправдываться:
— Меня к вам отпустили на ночь… Ну, чего она?.. Я же не хотел. Сам видел, как получилось…
— «Получилось, получилось»… — проворчал из своего угла дед. — Что Зина–то говорит, внучек?
— Ничего, — буркнул внучек. — Молчит.
— Молчит? — Дед снова уткнулся в книгу. — Раз молчит, значит, дело серьезное.
— А если бы она чего–нибудь говорила? — угрюмо поинтересовался Юрка.
— Тогда бы еще ничего, — откликнулся дед. — У всех у них одно и то же. Поговорит — и полегшает на душе. Отойдет, значит. И простит.
— Я ей сказал, чтобы она к тебе похуже относилась, — проворчал Валька.
— Правильно, — уныло кивнул Тихонов. — Я такой.
Больше они Вальку ни о чем не спрашивали. «Поэт» улегся рядом. Лежали валетом. Юрка все время ворочался, и его ноги шуршали у Валькиной головы, словно мыши.
Дед погасил лампу, и в сарае сразу стало темней, чем на улице. Дверь была открыта, от реки тянуло холодом. Откуда–то издалека доносились смех, паровозные гудки, лай собак. Пахло камышом и лягушками.
Уныло загремела цепью за соседским забором дворняга, яростно и громко запели коты. Наступила ночь. И Валентин заснул.
