Ольга Шалацкая - Страница прошлого
Окончив университет блестящим образом, он вскоре получил место при больнице в одной из смежных губерний и собирался в отъезд. Ксения тоже приготовилась с ним ехать, а это не входило в его расчеты. Ей шел уже 30-й год, красота увядала, генералы стали все реже и реже появляться в ее квартире. С прислугой она брюзжала с утра до вечера, кредиторы назойливо приставали и Ксения, как за якорь спасения, ухватилась за поездку с ним.
В один прекрасный день Мумиев явился к ней и сделал ужасную сцену.
— Я узнал всю вашу жизнь. Оказывается — вы эксплуатировали мое юношеское увлечение вами! — закричал он и начал разоблачать все ее поступки и закулисные похождения, только будто бы сейчас узнал о них и глубоко возмущен.
— Вы падшая женщина, а я возвел вас на пьедестал, верил вам, поклонялся, думал вверить вам свое имя, честь и счастье; вы, невзирая на это, лгали и обманывали меня на каждом шагу. Ваши деньги жгут меня. Поступив на службу, первым долгом постараюсь собрать должную вам сумму, чтобы бросить вам в лицо!
Бледная, подавленная, с остановившимся взглядом «блуждающих огней» слушала Ксения его громовые речи.
Оскорбленным принцем удалился Мумиев.
Опомнившись, молодая женщина сообразила, что все его красноречие было предвзятое, напускное, и отправилась к нему за объяснениями, но он скрылся уже неизвестно куда.
После этой бури она уехала в Одессу, где прожила несколько лет. Мумиев, заняв место в больнице, женился на дочери богатого землевладельца.
О Ксении к нему иногда доносились смутные слухи: говорили, что ею пленился какой то грек и увез в Константинополь. С тех пор слухи прекратились и мало-помалу он забыл о ее существовании.
Прошло много лет. Он получил кафедру при X. университете, приобрел славу известного хирурга; внешние блага жизни улыбались ему, только внутреннего удовлетворения он не испытывал при этом.
Если бы кто спросил его, счастлив ли он, Мумиев не мог бы ответить на этот вопрос. Целина всегда относилась к нему несколько холодно, увлекалась различными певцами и артистами и он, чувствуя себя одиноким, поневоле замкнулся в самом себе.
Теперь вдруг, не смотря на бурю негодования и злобы, в душу его закралось сожаление к падшей женщине. Он сознавал, что жестоко поступил с ней, выбросив ее из своего дома, когда она явилась за милостыней.
За «милостыней» ли?
Ему хотелось загладить свой поступок, пойти к ней и сказать:
— Прости, что я так безжалостно поступил с тобой. Я глубоко несчастлив и ото всех скрываю это. Я несравненно чувствовал себя счастливее в то время, когда, отдежурив лекции, бежал к тебе и ты встречала меня лаской и приветом.
Он знал, что Ксения поймет его. Ведь понимала же раньше она его душевные движения. Им овладело желание сейчас же ехать отыскивать Завьяловскую, дать ей денег, или, смотря по обстоятельствам, поместить в богадельню или приют для алкоголиков, одним словом, так или иначе облегчить участь бедной женщины.
— Только где же она теперь, куда скрылась, или ее отправили согласно его распоряжению?..
Он не в силах был противиться своему безудержному желанию, встал и вышел в переднюю.
Слуга подал ему теплую шинель с бобровым воротником.
— Куда она пошла, бедная, бесприютная и как бы мне узнать ее адрес? — думал Мумиев,
— Что это? неужели на старости лет я становлюсь психопатом? Зачем мне отыскивать жалкое падшее создание, для которого уже не может быть никакого спасения? — спохватился он и хотел уже сбросить с себя шинель.
— Изволите сами захватить в театр цветы для барыни, или прикажете мне отнести? — сказала вдруг появившаяся горничная с раскрытыми картонажем, где лежали белые гелиотропы, издававшие сильный до приторности запах.
Мумиева передернуло.
— Убирайся вон! — прикрикнул он на горничную и обратился к слуге;
— Куда вы отправили… старушку?
— Я хотел ее препроводить в участок и нанял уже извозчика, а Тимофей не велел, сказал: пускай себе идет с Богом, — оправдывался тот.
— Вот как! Ксения успела возбудить к себе здесь участие, — подумал Мумиев и вышел в коридор.
Швейцар с почтительным видом привстал с своего места.
— Не знаешь ли, куда та, несчастная, отправилась? — спросил он будто мимоходом.
— Я позвал извозчика и велел ее за безобразие доставить в участок, — зарапортовал тот: — но она взмолилась Христом Богом и просила доставить ее в Глухой переулок, к № 14- Это против водочного завода, — поспешно пояснил он.
Мумиев вышел на улицу. Холодный ветер пахнул ему в лицо точно огнем. Он приподнял воротник, закутался плотнее, прошел дальше и вдруг, остановившись посреди тротуара, резко захохотал. Какой-то прохожий с удивлением оглянулся на него и пугливо посторонился.
— Что за малодушие! Я положительно становлюсь психопатом.
Им овладели колебания.
Ветер, все усиливаясь, тоже будто оттягивал его назад, но вдруг что-то сильнее ветра и внутренних колебаний души рвануло его вперед,
— Извозчик!.. Глухой переулок, номер дома 14,- сказал он, усаживаясь в сани.
Возница стегнул лошадку и бодро помчался в указанный конец города.
С большим трудом, отыскав 14-й номер, Мумиев вошел в растворенную настежь калитку большого запущенного двора с полуразрушенными постройками. Усадьба эта напоминала собой разбойничье гнездо. Квартиры походили на западни и, по-видимому, служили пристанищем для различного сброда, вроде дешевых ночлежек.
Он долго блуждал, как в лабиринте, из одной квартиры в другую, пока ему не встретился подозрительный субъект с взъерошенной головой. Мумиев обратился к нему с вопросами.
Тот, угрюмо выслушав его, посоветовал обратиться к хозяйке и даже вызвался проводить.
— Кто их знает! Сюда много женщин приходит, иной раз только для ночлега, другие же имеют постоянные квартиры, — пояснил он, провожая Мумиева в закоулок сараеподобного здания.
Постучав в тускло освещенное оконце, они стали выжидать результата. Спустя немного времени дверь поддалась, и Мумиев с своим спутником вступил в прокопченную дымом комнату, полную женщин и детей. Некоторые улеглись на полатях и нарах, а кому не хватило места — на полу. Другие, усевшись ближе к свету, чинили одежду, накладывая заплаты. Одна группа мегер играла в засаленные карты. Воздух стоял удушливый, пропитанный миазмами. Седая, косматая женщина, с засученными рукавами, ястребиным взглядом и хищническим, в виде клюва, загнутым носом, выступила вперед.
— Я хозяйка. Что вам угодно?
— Благотворительное общество поручило мне отыскать Ксению Завьяловскую, — проговорил он.
— Аксютку приезжую? Нет ее, с утра еще ушла куда-то, вот и плетенку свою покинула, — отвечала хозяйка, окидывая его с ног до головы алчным взглядом.
