Анастасия Коробкова - Космическая странность
Я плюхнулась на диван, сложила ноги на спинку и закрыла глаза. Буду так лежать, пока спина не отнимется. Кто кого еще выдрессирует, неизвестно.
Ася… Она, наверное, пробила бы дыру в чертовой стене и заставила бы тут всех выучить русский язык в два счета. Очаровала бы капитана этой тарелки, и доставил бы он ее обратно к родителям с извинениями и оправданиями. Или нет. Она не такая. Она обязательно воспользовалась бы случаем облететь все существующие во Вселенной планеты, не важно, населенные они или безжизненные.
Есть же такие люди, после встречи с которыми мозги переворачиваются. «Дом-2», кстати, я уже полгода не смотрела — после тех страстей, которые для меня открыла Ася, все там кажется просто мелким. А ведь сначала она мне даже не понравилась.
Мы познакомились в летнем лагере, путевками в который нас с Димкой наградили на конкурсе близнецов за наш вокально-переодевальный номер. Она тоже пожаловала в лагерь с братом-близнецом, да не одним, а двумя, что в первое время общественность шокировало. Впрочем, мы с Димкой были близнецами гораздо круче! Мы были очень похожи, поэтому и переодевались друг в друга с успехом, и дуэт у нас был просто супер! Аська же на своих близнецов не похожа ни капельки, а петь вообще никто из них не умеет. А что ее братья — идентичные близнецы, что ж тут особенного? Таких много.
Правда, вся эта троица, наши ровесники, выглядели старше нас, словно в свои неполные четырнадцать они были уже совершенно самостоятельными, и в этот супер-пупер лагерь попали против своей воли, играя роль детей. При этом, было в них еще что-то, не позволявшее принимать их за взрослых, что-то непривычное. Они не пытались себя поставить, что ли. То есть, не выделывались. Не знаю, как это объяснить, вроде как восприятие мира у них было совершенно детским: все, что существует в этот миг в этом мире — замечательно. Асины братья никогда не пытались ее высмеивать, как меня постоянно высмеивал мой брат. Они за все время ни разу не поссорились, и относились друг к другу со странной смесью уважения и снисходительности, будто признавали друг за другом какие-то неочевидные для всех остальных заслуги или проколы. С ними было спокойно, они точно не могли сделать ничего подлого или жестокого, и даже будто ничего плохого даже не думали.
То есть, бессмысленно жестокого. Стать жестокой Асе пришлось, и я ее за это не осуждала.
Нас с ней поселили в одной комнате, и там уже расположились две девочки, приехавшие в лагерь вместе, по путевкам, купленным родителями за полную стоимость. Так вот эти девочки в своем нежном возрасте оказались уже окончательно сформировавшимися стервами. Им не понравилось наше соседство, и они стали всеми, самыми грязными, способами нас выживать. Для начала они попытались извлечь из нашего существования выгоду: одалживали наши телефоны, просили что-то им принести. Честно говоря, я с тогдашними своими мозгами чуть не повелась на это — девчонки в моем представлении были крутыми и продуманными, видно, что из очень состоятельных семей, и многое могли себе позволить. В Асины же представления о крутизне и ценности они не вписывались, и она определила это для себя сразу. Дня три мы с ней были по разные стороны баррикады, я вместе с соседками ее бойкотировала. Но на четвертый день они окончательно обнаглели, и до меня дошло, кто я такая в их глазах — никто, и предназначение у меня в жизни самое примитивное — служить им. Когда они перешли границы дозволенного, я отказалась от их «дружбы» и демонстративно помирилась с Асей. Тогда они начали настоящую оголтелую бабскую войну: выбрасывали на пол наши вещи, заливали соком наши постели, закрывали изнутри двери комнаты, добавили мне во флакон с шампунем какую-то вонючую гадость… ну еще много чего, что может придумать больное воображение. Я пробовала жаловаться воспитательнице, но она сделала вид, что меня не слышит: лагерю нужны были хорошие отзывы платежеспособных клиентов. Я впала в отчаянье, ведь даже покинуть лагерь до окончания смены было нереально, мы находились в другой стране, и уехать оттуда я могла бы только с родителями, а такие расходы их бюджетом были не предусмотрены.
Ася сначала тоже растерялась, а потом произнесла странную фразу: «Надо же, оказывается, и в этом болоте можно потренироваться!» и нанесла ответный удар. Нет, она не пожаловалась братьям и не позвонила родителям. Она не стала использовать их же оружие — для этого надо было иметь внутри слишком много дерьма, а ни в ней, ни во мне столько не было. Она вдруг вся напряглась, и, пока они веселились, глядя, как я пытаюсь разлепить склеенные жвачкой волосы, схватила их обеими руками за разинутые нижние челюсти. «Нельзя так вульгарно смеяться», — сказала она спокойным низким голосом, — «От этого болят зубы. Сильно болят. Долго болят». И отпустила. Больше они не смеялись. Смех застрял у них в глотках. Они и говорить больше не могли, потому что прямо у меня на глазах их щеки стали распухать от флюса, а глаза наполнились слезами и неподдельным страданием. Лично мне этого показалось мало, о чем я и сказала Асе, даже не задумавшись, что она сделала невероятное. «Ну, давай еще чирьи на жопы добавим», — предложила она тем же замогильным голосом, согнула этих дур пополам, наклонив за волосы, и шлепнула по ягодицам. Я, превозмогая отвращение (что в тот момент оказалось легко, настолько была злая), оттянула вниз их шорты вместе с трусами и убедилась, что чирьи, в смысле огромные желто-зеленые фурункулы, действительно появились там, где были приложены Асины ладони.
Посрамленный враг спешно покинул поле брани, и мы с Асей остались одни. Только теперь я разглядела, что она стала очень бледной, а кисти ее рук, напротив, словно налились кровью. Стеклянные глаза сквозь окно смотрели на улицу, но ничего, как мне показалось, не видели. Она медленно и глубоко дышала. «Что с тобой?» — испуганно спросила я. «Ничего», — тихо ответила Ася, едва шевеля губами, — «Я впервые это сделала. Я не знала, что могу быть такой злой. До чего же доводит тупая агрессия».
Она постепенно приходила в себя, и, словно почувствовав неладное, к нам в комнату вошли ее братья. Ася рассказала им, что произошло, и они совсем не удивились. Дима одобрительно рассмеялся, а Тима вообще повел себя странно: он сел с ней рядом и молча обнял ее. Причем не механически, как могут быть родственники приучены хорошим воспитанием, а так, будто сам хотел этого, и ему на самом деле важно, что с ней происходит. С этого момента и дальше они все трое вели себя, как если бы наконец-то встретились после долгой разлуки, до которой были лучшими друзьями. Я тогда позавидовала таким отношениям, но вскоре, где-то через неделю, и мой собственный брат, насмотревшись на троицу Тигор, открыл для себя, что гораздо приятнее с сестрой общаться по-человечески. Жаль, что поздно.
