Хуан Гомес-Хурадо - Контракт с Господом
Маленькая кухня представляла собой темное помещение, насквозь пропахшее карболкой. Вся ее обстановка состояла из газовой плиты, свисавшей с потолка связки лука, круглого стола и пары разномастных стульев. Грауз вежливым жестом указал гостю на один из них. Сам он, прежде чем сесть, пошарил в кухонном шкафчике, достал оттуда два стакана, наполнил их водой и поставил на стол. Стаканы с водой стояли прямо на голых сосновых досках столешницы, такие же бесстрастные, как хозяин и гость, которые больше минуты пристально изучали друг друга.
Старик был одет в красный фланелевый халат, рубашку и поношенные хлопчатобумажные брюки. Двадцать лет назад он начал терять волосы, и теперь его голова почти совершенно облысела, а жалкие остатки волос были совершенно седыми. Большие круглые очки, которые он носил, безнадежно вышли из моды задолго до того, как рухнул коммунизм. Слегка отвисшая нижняя губа придавала его лицу обманчивое выражение добродушия.
Однако священника это не обмануло.
Робкие лучи декабрьского солнца создавали между окном и столом подобие коридора света, в котором плавали тысячи пылинок. Одна из них опустилась на элегантный рукав духовного лица. Священник щелчком смахнул её, не глядя.
От нациста не укрылась непоколебимая уверенность этого движения. Но ему требовалось время, чтобы прийти в себя, поэтому он снова изобразил равнодушие.
- Не желаете ли чего-нибудь выпить, святой отец?
- Я не хочу пить, доктор Грауз.
- Почему вы так упорно продолжаете называть меня этим именем? Мое имя Хандвурц. Бальтазар Хандвурц.
Священник не обратил внимания на его слова.
- Должен признать, что вы чрезвычайно умны, - заметил священник. - Когда вы получили паспорт, чтобы бежать в Аргентину, никому и в голову не пришло, что через несколько месяцев вы вернетесь в Вену. Разумеется, это было последнее место на земном шаре, где вас стали бы искать. Подумать только, всего лишь в семидесяти километрах от Шпигельгрунда! И всё это время Визенталь прочесывал Аргентину, даже не подозревая, что вы прячетесь в двух шагах от его кабинета. Какая ирония!
- По-моему, это действительно смешно. Вы ведь американец, верно? Вы отлично говорите по-немецки, но акцент всё равно вас выдает.
Священник положил чемодан на стол, не отрывая взгляда от собеседника, и достал оттуда помятую папку. Первым документом, который находился в ней, была фотография молодого Грауза, сделанная в больнице Шпигельгрунда во время войны. Вторая карточка была вариантом первой, но на ней благодаря современным технологиям доктор выглядел гораздо старше.
- Вы не находите, что эта технология действительно превосходна, герр доктор?
- Это ничего не доказывает. На такое способен любой. Я, знаете ли, тоже смотрю телевизор, - ответил тот, однако в голосе его прозвучала легкая неуверенность.
- Вы, конечно, правы, это еще не доказательство, - ответил священник. - Зато вот это - уже доказательство.
Он выложил на стол пожелтевший лист бумаги с напечатанной на нем черно-белой фотографией. Фотографию окружали выведенные чернилами буквы: "Testimonianza Fornita", и здесь же стояла печать Ватикана.
- Бальтазар Хандвурц. Волосы светлые, глаза карие, телосложение плотное. Особые приметы: на левой руке - татуировка с номером 256441. Сделана нацистами во время его пребывания в концентрационном лагере в Маутхаузене. В том месте, куда, понятное дело, ваша нога никогда не ступала. Этот номер фальшивый, он не соответствует учетной документации. Тот, кто делал татуировку, взял его с потолка, но это никого не интересовало. Так что всё прошло, как по маслу.
Старик нервно погладил себя по левой руке, поверх фланелевого халата. Он был вне себя от ярости и страха.
- Кто вы, черт побери, такой? - спросил он.
- Меня зовут Энтони Фаулер, и я хочу предложить вам сделку.
- Убирайтесь из моего дома. Выметайтесь отсюда!
- Боюсь, что вы не вполне меня поняли. Вы были заместителем главврача Шпигельгрундской детской больницы в течение шести лет. Весьма интересное местечко, я вам скажу. Почти все пациенты были евреями и имели какие-то психические заболевания. "Недостойные жить", одним словом. Разве не так вы это называли?
- Понятия не имею, о чем вы говорите!
- Никто даже не подозревал, чем вы занимаетесь в этом месте. Эксперименты. Вскрытия живых детей. Семьсот четырнадцать детей, доктор Грауз. Вы своими руками убили семьсот четырнадцать детей.
- Я уже сказал, что я...
- Хранили их мозг в банках!
Фаулер с такой силой ударил по столу, что оба стакана опрокинулись и жидкость потекла на пол. В течение двух долгих секунд слышен был только стук капель воды по половицам. Фаулер медленно вдохнул, пытаясь успокоиться.
Врач уклонился от взгляда этих зелёных глаз, которые, похоже, хотели пронзить его насквозь.
- Так вы заодно с евреями?
- Нет, Грауз. И вы прекрасно знаете, что это не так. Если бы я был с ними заодно, вы бы уже давно болтались на виселице в Тель-Авиве. На самом же деле... На самом деле я связан с теми, кто организовал вам побег в сорок шестом году.
Врач едва сумел справиться с охватившей его дрожью.
- Священный Союз, - прошептал он.
Фаулер не ответил.
- И что же нужно от меня Союзу - спустя столько лет?
- Кое-что, чем вы владеете.
Нацист обвел комнату выразительным жестом.
- Вы же сами видите, что я отнюдь не купаюсь в роскоши. У меня совсем не осталось денег.
- Если бы мне нужны были деньги, я продал бы это Штутгартскому управлению. Они дали бы мне сто тридцать тысяч евро за эту папку. Мне нужна свеча.
Нацист взглянул на него, старательно изображая недоумение.
- Какая еще свеча?
- Не валяйте дурака, доктор Грауз. Свеча, которую вы украли у семьи Коэнов шестьдесят два года назад. Такая толстая свеча, без фитиля, покрытая золотой филигранью. Мне она нужна, и нужна немедленно.
- Шли бы вы с этой вашей ерундой куда-нибудь в другое место! У меня нет никакой свечи.
Фаулер вздохнул, состроил гримасу, откинулся на спинку стула и указал на стаканы, перевернутые и пустые.
- У вас есть что-нибудь покрепче?
- У вас за спиной, - ответил Грауз, махнув рукой в сторону кухонной полки.
Священник повернулся и снял с полки початую бутылку. Затем наполнил стаканы на два пальца прозрачной жидкостью. Оба выпили залпом, не чокаясь.
Фаулер взял бутылку, налил ещё по одной и принялся пить маленькими глотками, продолжая говорить.
- Вайценкорн. Немецкая пшеничная водка. Давненько я ее не пробовал.
- Уверен, что вы по ней не скучали.
- Абсолютно. Но она дешёвая, верно?
В ответ Грауз пожал плечами. Священник ткнул в него пальцем.
