Валентин Ежов - Белое солнце пустыни
— Нет уж, хватит, — сказал Сухов… — Мне домой пора. Я и так большой крюк дал. Теперь по гипотенузе пойду — она короче. До Астрахани дойду, а там до Нижнего — по воде… Ты уж пойми меня — не могу.
— Сухов! — сказал Рахимов совсем жалобно. — Доведи хоть баб до Педжента, сделай милость. По рукам и ногам связали — пешком ходим. Захвати их с собой, а?… Этот черт гарем! Девять штук. Освободили. А теперь маемся. С ними нам Абдуллу никак не догнать.
— Зря, — сказал Сухов.
— Что зря? — не понял Рахимов.
— Освободили зря. Там бы они живыми остались. А теперь он их наверняка убьет, раз они у тебя в руках побывали.
— Да ты что! Мы даже лиц-то их не видели, понимаешь?
— Я понимаю, а Абдулла не поймет. Эх, ты, Рахимов, здесь родился, а Востока не понимаешь. Сперва надо было с ним управиться, а потом уж жен освобождать… Восток — дело тонкое.
— Значит ты должен взять баб!
— Многовато для меня, — улыбнулся Сухов. — Одну бы мог для услаждения жизни.
Рахимов сразу посуровел.
— Не надо с этим шутить. Это первые освобожденные женщины Востока.
Сухов продолжал улыбаться. Вдруг он увидел Саида, который, прихрамывая, появился из-за бархана.
— Ты как здесь оказался? — удивился Сухов.
— Стреляли, — ответил Саид и уселся на песок.
— Слушай, Сухов, — сказал Рахимов, воспользовавшись паузой, — я тебе человека дам, лошадь, пшена… а, Сухов? Доведи их до Педжента. Сейчас ведь, может, на триста верст никого из наших…
— Это точно, — согласился Сухов.
— Вот и хорошо, — почему-то обрадовался Рахимов, — вот и договорились… По коням! — заорал он, вскочив на ноги. Сухов продолжал лежать на песке, удивленно глядя на него.
— Товарищи женщины! — Рахимов уже был в седле. — Не бойтесь! С вашим мужем-эксплуататором мы покончим, а пока вы поступаете в распоряжение товарища Сухова. Он будет вас кормить и защищать. Он хороший человек!
— Стой! — закричал Сухов. — Стой! — Он вскочил на ноги.
Но отряд уже скакал вслед за Рахимовым, оставив Сухову молодого красноармейца Петруху с лошадью и женщин.
Сухов подскочил к Петрухе и схватил его винтовку.
Но выстрела не получилось — осечка.
— Тьфу! Чтоб тебе! — Сухов в сердцах стукнул прикладом о песок, и раздался выстрел. — Ну что же мне, всю жизнь по этой пустыне мотаться?!
Саид молча наблюдал за Суховым.
— Не ходи в Педжент, — сказал он, когда Сухов, бросив винтовку, повернулся к женщинам. — Абдулла придет туда.
— Конечно придет. Разве бросит он своих баб, — буркнул Сухов. — Подъем! — закричал он женщинам. Те испуганно вскочили на ноги.
— Отдай коня! — приказал Сухов Петрухе и показал на Саида. Петруха передал повод коня Саиду. — А как вы их различали? — Сухов смотрел на закутанных в чадры женщин.
— Вот список, — подскочил к нему Петруха, вынув, из кармана лист бумаги.
Сухов взял список, некоторое время разглядывал его, потом приступил к перекличке.
— Зарина, Джамиля, Гюзель… — читал он имена женщин, а те одна за другой выстраивались перед ним в шеренгу, как солдаты. — Саида, Хафиза, Зухра, Лейла, Зульфия, Гюльчатай…
Гюльчатай в сторонке на песке играла с черепахой.
— Гюльчатай! — Сухов повысил голос Гюльчатай, бросив черепаху, подбежала к остальным женщинам.
— Напра… — крикнул Сухов, когда она заняла свое место в шеренге, и… вспомнил вдруг свою супругу Екатерину Матвеевну. Она стояла, прислонившись к молодой березке, такая далекая, такая непохожая на этих закутанных в чадры женщин пустыни…
— За мной, барышни, — скучно сказал Сухов, так и не закончив команды.
Тяжело вздохнув, он зашагал по песку. Женщины гуськом заспешили следом; за ними шел Петруха. Саид верхом на коне замыкал «колонну».
А Сухов мысленно писал бесконечное письмо своей Катерине Матвеевне:
«Душа моя рвется к вам, ненаглядная Катерина Матвеевна, как журавль в небо. Однако случилась у нас небольшая заминка… Полагаю, суток на трое, не более, а именно: мне, как сознательному бойцу, поручили сопровождать группу товарищей с братского Востока. Отметить надобно — народ подобрался покладистый, можно сказать, душевный, с огоньком, так что ноги бегут по горячим пескам в обратную сторону, потому как долг революционный к тому нас обязывает…».[1]
Они подошли к Педженту в разгар солнечного дня. Пыльный, каменный, одноэтажный городишко, отделенный от пустыни полуразрушенной стеной, был заметен издали по причине дворцовой постройки с куполами и минаретами, возвышавшейся над пологими барханами пустыни.
Сухов продолжал свое письмо:
«Еще хочу сообщить вам — дислокация наша протекает гладко, в обстановке братской общности и согласия. Идем себе по пескам и ни о чем не вздыхаем, кроме как об вас, единственная и незабвенная Катерина Матвеевна. Так что вот зазря убиваться не советуем. Напрасное это занятие…».
Миновав несколько кривых улочек города, Сухов и его спутники вышли к Педжентскому дворцу. Щедро украшенное резьбой по камню и изразцовым орнаментом главное здание дворца было окружено высокой стеной. Дверь, ведущая во внутренний двор, была заперта. Над ней висела вывеска: «Музей Красного Востока».
Сухов постучал в окованную железом дверь. Тотчас же, будто их ждали, из-за нее последовал ответ:
— Умоляю, только не в музей! Здесь в еличайшие ценности!
Голос был взволнованный, с чистым русским произношением.
— Погоди, — сказал Сухов, — открой дверь… Ты откуда взялся? — спросил он, увидев на пороге пожилого русского человека с бородкой клинышком и тюбетейкой на голове.
— Я хранитель музея. Моя фамилия Лебедев.
— Понятно, а где население?
— Спряталось. Прощу вас, уведите отсюда гарем, здесь величайшие ценности!
— Вот что, товарищ хранитель, — строго сказал Сухов, — эти девять освобожденных женщин Востока — тоже величайшая ценность. И давайте не спорить. Вопросы есть? Вопросов нет. За мной!
Сухов отодвинул хранителя и шагнул во двор. За ним последовали Петруха и женщины.
Лебедев остался у двери; он растерянно смотрел на бандита из шайки Абдуллы, который следил за ним из-за колонны, угрожающе выставив револьвер.
Сухов вытащил из кармана гимнастерки список.
— Джамиля, Зарина, Гюзель… — приступил он к перекличке. Все женщины оказались на месте, кроме Гюльчатай, которая разглядывала вывеску музея.
— Гюльчатай! — повторил Сухов. Торопливо перебежав двор, та заняла свое место. Второй бандит в чалме выглянул с галереи второго этажа. В левой руке он держал ломоть дыни.
— До свидания, барышни, — сказал Сухов и передал список Петрухе.
