Аркадий Вайнер - Искатель. 1976. Выпуск №1
Поэтому было мне как-то муторно читать личное дело Позднякова, ибо вот эта самая вера в честность, да и особый характер милицейской работы освобождают нас от необходимости говорить о себе или о своих делах больше, чем этого тебе хотелось бы; хочешь — говори, не хочешь — никто тебе вопросов задавать не станет.
А сейчас от желания Позднякова поделиться со мною подробностями своей биографии ничего не зависело — Позднякова не спрашивали, а просто взяли его личное дело и дали капитану Тихонову для подробного ознакомления. И несокрушимой веры в честность Позднякова тоже больше не существовало. Я должен был полностью восстановить эту веру, которая в отвлеченных ситуациях называется красиво — честь. Или уничтожить ее в прах. Непосредственный начальник Позднякова — заместитель начальника отделения милиции по службе Виталий Чигаренков — оказался старым моим знакомым: десять лет назад, поступив на работу, мы вместе проходили учебные сборы в «милицейской академии» — так называлась тогда школа подготовки в Ивантеевке. Десять долгих лет проработали мы в одной организации, но так велик город, и такие хлопотные дела нас крутили все время, что так нам и не довелось ни разу увидеться.
И сейчас мне приятно было взглянуть на него, потому что годы словно обежали его стороной — внешне Чигаренков изменился совсем мало, разве что заматерел немного, да на плечах вместо лейтенантских поблескивали новенькие майорские погоны, и я слегка позавидовал ему — и моложавости, и служебным успехам.
Начинал он тоже сыщиком, но почему-то не удержался в розыске и перешел в службу. Кто-то из общих знакомых рассказывал мне, что с розыском у него не клеилось из-за детской доверчивости и твердого представления, что все на свете должно происходить по порядку и по правилам.
Еще в первые дни работы он стал известен благодаря нелепому происшествию, когда его обмишурил вороватый мальчишка, подозревавшийся в грабеже. Чигаренков предъявил на допросе воришке краденые часы «Победа», изъятые у его напарника. Парень сказал, что надо подумать. А поскольку крепких улик не было, отпустили его домой. На другой день он явился с паспортом на эти самые часы «Победа» и гордо заявил, что они его собственные: марка и номер сходятся. Потом уже «раскололи» мальца, и выяснилось, что, пока Чигаренков отошел к телефону на соседнем столе, этот стервец успел подменить «Победу» со своей руки на вещдок, а потом и паспорт притащил.
Работал с тех пор Чигаренков в службе, но работой своей, похоже, был недоволен. Припомнив несколько любопытных эпизодов из совместной нашей ивантеевской жизни, Чигаренков сказал грустно:
— Вашему брату сыщику хорошо — работа интересная, лихая и к тому же довольно самостоятельная…
Я удивился:
— А чем твоя не самостоятельная? Ты же начальник! Какая тебе еще самостоятельность нужна?
— Я не про то, — сказал с досадой Чигаренков. — Вся моя самостоятельность умещается на одной странице инструкции об организации постовой и патрульной службы на подведомственной территории.
— Ну и что? Я помню, у тебя там, в инструкции, записано, что ты не только можешь, но и обязан проявлять творчество, разумную инициативу и, как это — во! — «развивать подобные качества у подчиненных».
— Обязан, — Чигаренков склонил голову с ровным, по ниточке, пробором. — Я много чего могу и обязан. Например, непрерывно управлять несущими службу нарядами, осуществлять необходимые маневры на участках с напряженной обстановкой, распоряжаться транспортом, контактировать с народными дружинами и так далее и тому подобное.
— Но ведь это совсем немало и по-своему интересно, — сказал я. — И опять же, руководящий состав…
— Так кто бы спорил, интересно. — Чигаренков встал, прошелся по кабинету и сказал неожиданно: — Но я ведь сыщиком быть собирался. Разработки, комбинации, личный сыск… Понимаешь?
— Хм, отсюда, из твоего кабинета, это выглядит довольно заманчиво. Побегай вот с мое, — сказал я. — Что же ты сыщиком не стал?
Чигаренков смущенно помялся:
— Я ведь сначала в розыске работал. Но то ли не повезло, то ли, как говорится, «не обнаружил данных». Знаешь, как это бывает…
— Не совсем, — неуверенно пробормотал я.
— Эх, не повезло мне. Я вот помню случай — бани у меня были на участке, женские. Одно время заворовали их совсем — то вещи, то ценности из карманов — тащат, не приведи бог. Я разработал план, всех причастных по этому плану проверяю. Сотни две женщин допросил — ничего! Является тут одна курносая, щечки розовые, вся такой приятной наружности — дворничиха, в Москве года два, сама из деревни. Я, конечно, хоть и со скукой, но допрашиваю, потому что план есть план, и его надо выполнять. А за соседним столом работал Федя Сударушкин, его ввиду пенсионного возраста на злостных алиментщиков перебросили. И вдруг поднимает он голову и ни с того ни с сего: «Гражданочка, выйдите-ка в коридор на минуту!» Курносая выходит, значит, я — ему: «Ты что, Федя, с ума сошел? С какой стати ты ее выслал?» А он говорит: «Голову мне оторви, коли не она это в банях шурует!» В общем, долго рассказывать не буду, только оказался Федя прав — она. Я потом недели две все у него допытывался — откуда он узнал? А Федя клянется чистосердечно: «Да не знал я, Виталик, истинный крест, не знал! Вот почувствовал я ее сразу, нюх у меня на воров есть». Конечно, нюх появится, когда он тридцать лет отработал, а я три месяца…
Чигаренков расхаживал по кабинету, поскрипывая сверкающими сапогами, поблескивая всеми своими начищенными пуговицами, значками, медалями, и на свежем молодом лице его плавало недоумение.
— Я ведь не спорю — «проколы» были, и этот вот, и еще кое-что. Так ведь опыта не хватало, а работать-то я хотел! Дни и ночи в отделении торчал. Только никто на это внимания не обратил, а наоборот, вызвал меня как-то зам по розыску. Длинное, был у нас такой, Вась-Вась мы его звали. Ехидный мужик был — ужас. Ну и давай с меня стружку снимать, да все с подковырочкой… — Давняя обида полыхнула ярким румянцем на лице Чигаренкова, подсушила полные, сочные губы, сузила зеленые глаза. — Я психанул, конечно…
— Это ты напрасно, — заметил я. — Надо было все объяснить толком, просить в настоящем деле тебя попробовать.
— То-то и оно, — уныло согласился Чигаренков. — А я вгорячах-то, раз так, говорю, перейду в наружную службу, меня давно зазывают, и квартиру обещали…
Слушал я его и совсем ему не сочувствовал, потому что со стороны-то мне было виднее, как точно, как правильно и хорошо сидит на своем месте Виталик Чигаренков — именно на своем. Мы разговаривали, а на столе звонили телефоны, в кабинет входили сотрудники Чигаренкова, и он в коротких промежутках нашего разговора отдавал им ясные, четкие распоряжения, логичные и, наверное, правильные, потому что воспринимались они на лету, как это бывает в надежно и прочно сработавшемся коллективе.
