Марк Фурман - Прерванный полет
«Следователю, как никому из юристов, нужен тыл». Эту фразу, похожую на афоризм, произнес кто-то из коллег, и она запала Корначеву в память. Наконец, после семи лет женитьбы, он понял, что тыла у него нет. К этому времени они с Галиной стали совершенно чужими людьми.
Последний раз он виделся с Бердичевским на Севере. Тогда Корначев, получив редкое письмо из дома, впал в пессимизм, затеяв разговор о женщинах. Михаил Соломонович внимательно выслушал его, наконец сказал:
— Все это, Юра, весьма и весьма сложно, вряд ли я смогу что-то посоветовать. А менять профессию тебе уже поздно. Даже если уйдешь в адвокаты или юрисконсульты, изведешься весь, тосковать будешь. А следователем ты становишься хорошим, даже очень хорошим, посему крепись…
Нынешней зимой разрыв с женой стал неизбежен. Юрий написал Бердичевскому. Вскоре он получил ответ. Михаил Соломонович советовал все обдумать, не спешить и не пороть горячку. В конце письма была приписка: «А если все же нет вариантов, то у нас найдется место в Белозерске».
И вот он здесь. Все бы ничего, если бы не Димка, сын. Скоро ему исполнится шесть…
Вчера, при окончательном разговоре перед отъездом Юрия в Белозерск, Бердичевский сказал, что в областном аппарате следователей пока полный комплект.
— Но при первой же вакансии, — заверил он, — я постараюсь перевести тебя в область. И не ради знакомства, а в интересах дела. Как следователь, Юра, ты, уже созрел, а у нас дела все-таки помасштабнее, чем в районе.
Вот об этом разговоре Корначев и не сказал Белозерову.
3
Юрий стоял у окна и курил. Пришла первая электричка из столицы. Люди, отягощенные грузом: портфелями, чемоданами, сумками, рюкзаками, — сходили на перрон.
«Сегодня любопытно понаблюдать за этой суетой, а завтра уже свыкнусь с ней, — подумал Корначев, отойдя от окна. — И так почти каждый час, в сутки проходит до десятка электричек из Москвы. Кино, которое никогда не кончается…»
Он любил думать стоя и, докурив сигарету, прошелся по своему новому кабинету. Потом открыл сейф. Полки его были пусты. Только с внутренней стороны дверцы приклеен листок, на котором крупным размашистым почерком синим фломастером было написано: «Моей смене. Тропников Виктор Сергеевич. Служ. телефоны в Москве: 431-46-18, 431-46-82».
«Любопытный парень, — с симпатией о предшественнике подумал Корначев. — Даже телефоны оставил. Кто знает, возможно, они и понадобятся». Он не тронул листок на дверце и, достав записную книжку, на странице с буквой «Т» записал телефоны Тропникова.
Юрий сел за пустой необжитый стол, положил на него несколько чистых листов бумаги и открыл первый том уголовного дела. Он мог бы, конечно, заглянуть на последние страницы, этим ускорялся ход событий. От подобного заглядывания он обычно не мог удержаться, когда читал детективы. Но на работе старался избегать подобных соблазнов, изучая дела от начала до конца.
…Произошло это 21 апреля, в пятницу. Именно тогда, в лесу на территории законсервированного на зиму пионерского лагеря московского завода «Стройдеталь», была обнаружена машина «Жигули», в которой находился труп неизвестной женщины.
Когда москвичи на заводском автобусе подъехали к воротам лагеря, они были заперты большим висячим замком. Это, однако, оказалось лишь имитацией, так как замок был продет сквозь петли, но не закрыт по настоящему. Сочтя, что за зиму сюда могли забрести сельские ребятишки, лыжники или лесник, который присматривал за лагерем, на это никто не обратил особого внимания.
Лагерь состоял из нескольких отдельных корпусов. Пятеро приезжих расположились в здании столовой. Им предстояло за два выходных дня ознакомиться с состоянием помещений, канализацией, водопроводом и электросетями, чтобы за оставшееся до заезда детей время завод мог произвести необходимые ремонтные работы.
День выдался ясным и солнечным. Снег уже полностью сошел, и с дороги было решено устроить завтрак на открытом воздухе. Двое мужчин, конструктор Ниязов и нормировщик Бусыгин, отправились за хворостом и дровами. Они-то в глубине лагеря, за зданиями склада и котельной, обнаружили синие «Жигули» со снятым номером.
Корначев прочел показания одного из них, Бусыгина: «Когда я увидел машину, то заметил, что там кто-то сидит. Стекла были грязные, с потеками. Подойдя ближе, я увидел на месте водителя женщину, голова которой лежала на приборной доске. Вначале мы подумали, что она спит или ей плохо. Решили открыть дверцу. Но запор заржавел, и вдвоем мы открыли дверь с большим трудом. Тогда я и Ниязов увидели, что женщина мертва».
Столь радостно ожидаемый «завтрак на природе» был прерван. Заводчане по телефону, находившемуся в кабинете начальника лагеря, к счастью, работавшему, связались с Белозерском и дозвонились до милиции. Через два часа оперативная группа была в лагере.
Корначев закурил и, стряхивая пепел в пустой спичечный коробок, прошелся по комнате. Затем он начал рассматривать таблицы с фотографиями. Снимки были четкие и сделаны профессионально. Впрочем, помех для фотографирования не было. День выдался ясным, солнечным.
На первой фотографии — ворота лагеря с видимыми через редкий забор корпусами. Так называемый общий вид. Вот издали — здания котельной и склада. Потом они вблизи, но машины еще не видно. Наконец, позади котельной фотографии «Жигулей». Спереди, сзади, слева, справа. Через ветровое стекло смутно проступает силуэт человека. Несколько фотографий при открытой дверце. Со стороны действительно похоже, что женщина спит, уронив голову на приборный щиток. Последней шла серия снимков, сделанных после извлечения тела из автомашины.
Просмотрев фототаблицы, Юрий начал внимательно читать протокол осмотра места происшествия. Он был подробный, возможно, даже излишне подробный, на семи страницах, исписанных размашистым отчетливым почерком. Впрочем, объем протокола его не удивил. Пожалуй, он сам написал бы не меньше. Ведь речь шла об убийстве. К тому же личность потерпевшей с того солнечного апрельского дня так и осталась не установленной.
Следователь детально и обстоятельно зафиксировал все этапы осмотра: место, где была обнаружена машина, позу женщины, одежду убитой. Юрий отметил определенное сходство в почерке протокола и записки, оставленной в сейфе. Взглянул на подпись в конце текста: В. Тропников.
Из заключения судебно-медицинской экспертизы следовало, что смерть женщины наступила от огнестрельного ранения грудной клетки. Стреляли сзади, в спину.
«Хорошенькое дельце мне подбросили. — Корначев опять вернулся к протоколу осмотра. — Не нашлось ли непосредственно в машине каких-либо улик? Ага, вот и фраза: «С места происшествия, из салона автомашины, изъято два окурка от сигарет. Из багажника на марлевые тампоны с нескольких мест взяты смывы пятен, подозрительных на кровь». — Негусто, — Юрий захлопнул первый том. — Надо полагать, окурки и пятна исследованы».
