Эдгар Берроуз - Тарзан - приёмыш обезьяны
Уборщики палубы постепенно приближались к ним. Наконец один из матросов очутился за спиной у капитана. В этот момент капитан, окончив разговор с лордом и леди, сделал шаг назад, чтобы уйти. Но, наткнувшись на матроса, он упал и растянулся на мокрой палубе, причем зацепил ногой за ведро: ведро опрокинулось и окатило капитана грязной водой.
На минуту вся сцена показалась забавной, но только на минуту.
Капитан рассвирепел. Он чувствовал себя опозоренным. Весь красный от унижения и ярости, с градом бешеных ругательств, накинулся он на несчастного матроса и нанес ему страшный удар кулаком. Тот так и рухнул на палубу.
Матрос был худой, маленького роста, уже немолодой; тем постыднее казалась расправа, которую учинил капитан. Но другой матрос был широкоплечий детина, здоровенный медведь, усы черные, шея воловья.
Увидев, что его товарищ упал, он пригнулся, зарычал, как собака, и одним ударом свалил капитана.
Мгновенно лицо капитана из пунцового сделалось белым. Бунт! Это был бунт! Усмирять бунты зверю-капитану приходилось не раз. Ни секунды не медля, он выхватил из кармана револьвер и выстрелил в упор в своего могучего врага. Но Джон Клейтон оказался проворнее: увидев, что оружие сверкнуло на солнце, он ударил капитана по руке, вследствие чего пуля угодила матросу не в сердце, а в колено.
В очень резких выражениях Клейтон тотчас же высказал капитану, что он не допустит такого зверского обращения с командой и считает его возмутительным.
Капитан уже открыл было рот, чтобы ответить ругательством на замечание Клейтона, но вдруг круто повернулся и, бормоча невнятные проклятья, ушел на корму.
Он понимал, что не слишком выгодно раздражать британского чиновника, ибо могучая рука королевы может направить на него грозное и страшное орудие кары — вездесущий британский флот.
Пожилой матрос помог своему раненому товарищу встать. Широкоплечий великан, который среди моряков был известен под кличкой Черный Майкл, попытался двинуть простреленной ногой; когда оказалось, что это возможно, он повернулся к Клейтону и довольно неуклюже выразил ему свою благодарность. Слова его были грубы, но в них звучало искреннее чувство.
После этого ни Клейтон, ни его жена не видели его несколько дней. Капитан старался не разговаривать с ними, а когда ему приходилось по службе сказать несколько слов, он сердито и отрывисто буркал.
Они завтракали и обедали в капитанской каюте, как повелось еще до этого несчастного случая, но теперь капитан не появлялся к столу, всякий раз ссылаясь на какое-нибудь неотложное дело.
Помощники капитана, все как на подбор неграмотные, бесшабашные, были едва ли почище своих подчиненных, над которыми они так злодейски тиранствовали. Эти люди, по весьма понятным причинам, при встречах с прекрасно воспитанным лордом чувствовали себя не в своей тарелке и поэтому избегали общения с ним.
Таким образом, Клейтоны — муж и жена — очутились в полном одиночестве.
В сущности, это одиночество им было только приятно, но, к сожалению, они оказались как бы отстраненными от экипажа корабля и оказались неподготовленными к страшной кровавой трагедии, разыгравшейся через несколько дней.
А между тем уже тогда можно было предвидеть, что близка катастрофа. Внешне жизнь на корабле шла по-прежнему, но внутри что-то разладилось и грозило великой бедой. Это инстинктивно ощущали и лорд Клейтон, и его жена, избегали об этом говорить, оберегая друг друга.
Однажды Клейтон, выйдя на палубу, увидел, что четыре матроса с угрюмыми лицами несут чье-то бездыханное тело, а сзади шествует старший помощник, держа в руке тяжелую плеть.
Клейтон предпочел пока не вникать в это грязное дело, но на следующий день, увидев на горизонте очертания британского военного судна, потребовал, чтобы капитан немедленно шел на сближение. Лорду Клейтону было ясно, что при мрачных порядках, установившихся на «Фувальде», вся его экспедиция может окончиться только несчастьем.
Около полудня они так близко подошли к военному судну, что могли бы вступить в переговоры с ним, но как раз в ту минуту, когда Клейтон, намереваясь покинуть «Фувальду», хотел обратиться к капитану, ему пришло в голову, что все его страхи вздор и что капитан только посмеется над ним.
В самом деле, какие были у него основания просить офицера, командующего военным кораблем британского флота, изменить свой рейс и вернуться в Фритаун?
Конечно, Клейтон может сказать, что он не пожелал остаться на борту своего корабля, так как его капитан сурово наказал двух нарушивших дисциплину матросов. Но такое объяснение покажется офицерам военного судна смешным, и они втихомолку позабавятся над чувствительным лордом и, пожалуй, сочтут его трусом.
Только поэтому Джон Клейтон не стал требовать, чтобы его доставили на военный корабль; но позже, когда трубы броненосца скрылись за горизонтом, он стал раскаиваться в своей боязни показаться смешным, так как на «Фувальде» разыгрались драматические события.
Около двух часов пополудни пожилой матрос, которого несколько дней тому назад капитан ударил по лицу кулаком, драил на палубе медные части. Приблизившись к Клейтону, он пробормотал еле слышно:
— Будет ему нахлобучка… Помяните мое слово: будет… Это ему даром не пройдет…
— Кого вы имеете в виду? — спросил Клейтон.
— А разве вы сами не видите, какая тут у нас заварилась каша? Этот сатана-капитан и его мерзавцы-подручные чуть не всю команду искалечили до смерти… Вчера двоих, да сегодня троих. Но Черный Майкл опять на ногах; погодите, он покажет им, как измываться над нами. Уж он отомстит, помяните мое слово.
— Вы хотите сказать, — спросил Клейтон, — что команда корабля затевает мятеж?
— Мятеж! — воскликнул старый матрос. — Какой там мятеж! Мы его просто укокошим!
— Когда?
— Скоро! А когда, не скажу, я и так наболтал слишком много. Но вы хороший господин, вы вступились за меня и за Черного Майкла, и потому я сказал вам словечко. Только держите язык за зубами, и когда услышите выстрелы, бегите в трюм и оставайтесь там, а не то и вы попадете в переплет.
И старик, закончив работу, ушел.
Леди Элис стояла рядом и слышала каждое слово матроса.
— Недурные развлечения у нас впереди! — усмехнулся Клейтон, скрывая перед женой свою тревогу.
— Нужно сейчас же предупредить капитана, — воскликнула леди Клейтон. — Может быть, ему удастся предотвратить бунт.
— Пожалуй, это будет самое лучшее, — отозвался лорд, — хотя, чтобы сохранить свою шкуру, я должен бы держать язык за зубами. Тогда, что бы ни случилось на судне, матросы не тронут ни тебя, ни меня, потому что они видели, как я заступился за этого старика и за Черного Майкла. Но если они узнают, что я предатель и разболтал обо всем капитану, нам обоим несдобровать.
