Владимир Казаков - Вспомни, Облако!. Книга четвёртая. Рассказы об отважных пилотах всех времён и о тех, кого не отпустило небо
Забирая из рук Шиукова конверт с большой сургучной печатью, Горбунов спросил:
– А карту?
– Не нужна. Я вот карандашом нарисовал схему, выйдете по ней на железку Актюбинск-Оренбург, будете считать полустанки и станции. Четырнадцатая ваша. Не проскочите дальше, там уже возможна встреча с казаками Дутова.
– На станциях и названия можно прочитать, – подсказал лётнаб Проскурин.
– Если погода позволит, – уточнил Шиуков. – Видите, снег метет, как бы не завьюжило. За дорогу цепляйтесь, за дорогу… В случае любой опасности знаете, что с пакетом делать.
– Ученого учить, – буркнул Горбунов. – Пошли, Митя!
Оделись лётчики тепло: Горбунов в унтах, Проскурин в валенках, на обоих стеганые ватные брюки, добротные полушубки под ремень. Тяжелые маузеры за пазухой. Брезентовые шлемы на головах, поверх еще и заячьи треухи.
Они с трудом втиснулись в кабину, живот к спине, уселись на жесткие деревянные сиденья.
– Как хоть назвали-то эту тележку? – весело обратился Горбунов к механику, схватившемуся за пропеллер, чтобы помочь лётчику в запуске.
– Не думали о том. По первым буквам «Ваузена», «Лебедя» и «Ньюпора», получается «валень», вот «Валенком» и прозовем.
– Лучше «Гибридом», – так же весело ответил Шиуков.
Веселье их было наигранным. Все понимали опасность
сложившейся ситуации не только лично для Горбунова и Проскурина, а и смертельную опасность для тысяч красных бойцов, если они будут участвовать в плохо скоординированной операции Восточного фронта и Туркестанской армии.
Механик «сорвал компрессию», и «Гном» заработал. Мотор стучал бодро, хорошо толкал вперед самолет. Но, хотя встречный ветер к часу взлета набрал силу, «Валенок» бежал по земле долго.
– Тяжеловат, – вздохнул Шиуков, провожая самолет взглядом из-под ладони.
– «Гномик» вытянет! – успокоил его механик.
Снежная пыль рассеялась, и они увидели аэроплан в небе.
Только сейчас Шиуков заметил, что, разбуженные звуком мотора, собрались за его спиной все строители «Валенка». Оторвался он от земли, и люди облегченно вздохнули.
«Валенок» сделал круг над аэродромом, покачал крыльями и ушел, растворился в белесой дали.
Непривычно, тревожно для экипажа проходил полет. Оба авиатора будто не слышали грохота мотора, прислушивались к скрипам, стонам и даже взвизгам конструкции. К тому же, «Валенок» все время крупно дрожал. От этой тряски не только клацали зубы у лётчиков, но и вихлялась стрелка компаса, единственного прибора, по которому можно было держать курс.
И вот то ли компас подвел, то ли отвлекли лётчиков переживания, то ли сизая поземка закрыла ниточку рельсов, только проморгали они железную дорогу.
– Митя, проскочили мы железку, или не дошли? – прокричал Горбунов, благо голова лётнаба торчала прямо за его плечами.
– По времени, видно, проскочили. Давай назад и ниже!
«Валенок» на планировании дрожал мельче, но все пытался отклониться влево, и на курсе его пришлось держать рулем поворота.
– Ишь ты, кобенится! – проворчал Горбунов.
На завьюженной земле они с трудом поймали темно-серую ленточку железной дороги, помогла им в этом черная тушка паровоза с одним вагоном, и, почти прижавшись к рельсам, пошли вперед.
Скрипя и постанывая, «Валенок» вез их.
Целлулоидовый щиток-отсекатель кабины смонтировали механики косо, и холодный жесткий ветер задевал правую часть лица Горбунова, а Проскурина хлестал по физиономии. Пришлось натягивать вязаные шерстяные маски. Пока снимали и опять завязывали шапки руками без меховых варежек, пальцы прихватил мороз.
Минут через сорок полета вдруг захлопала левая нижняя плоскость. Горбунов взглянул на нее и ахнул: разноцветные заплаты слизнул напористый воздух и, не смиряясь, драл обшивку, выкроив уже порядочную дыру. Увидел, как раздевается крыло, и лётнаб:
– Что будем делать, Федор?
– Станция! Читай название…
Они проскочили над красноободранными крышами вагонов длинного эшелона, продолжая путь.
Щелей в кабине гибридного самолета оказалось больше, чем хотелось бы, и на втором часу полета февральские сквозняки лётчиков почти доконали. Чтобы оттирать замерзшие руки, Горбунов все чаще держал рычаг управления коленками. Сзади него крутился, пытаясь согреться, Проскурин. Теперь вибрация машины не пугала их, а помогала трястись.
Через три часа полета Горбунов точно пилотировать машину уже не мог. Застыли ноги в унтах, холод просочился под шубняк и сковал поясницу, казалось, что за шиворот насыпали колотого льда, и он смерзся в комок в ложбинке у пояса. Горбунов набрал над рельсами побольше высоты.
Консоль нижнего крыла слева уже представляла голую решетку из лонжеронов и стрингеров, отдельные куски обшивки полоскал, выдирая, встречный ветер. «Валенок» шел с левым креном, приходилось Горбунову все время давить на правую педаль управления поворотом, и правая нога его быстро занемела до бедра, он почти не чувствовал ее. Попробовал согнуть, не получилось.
– Как садиться будем, Митя?
– Еще час лететь! Привезет «Валенок» два замерзших трупа. На, хлебни…
Федор отрицательно покачал головой: лётнаб в данной ситуации может себе позволить глоток спирта, он, пилот, нет.
– Глоток, не больше, понял, Мить! И начинай перекачивать горючее.
Это была мучительная работа. Альвеер сбоку и чуть впереди лётнаба. Чтобы дотянуться до его рукоятки, пришлось навалиться на спину пилота, пригнуть его слегка, снова выпрямиться на сиденье, и так качать, качать. Да еще левой рукой. А насос или замерз, или засорился – подавал горючее из бочки в самолетный бак по чайной ложке.
– Послушай, Федь, – пыхтел Проскурин, – правая рука как лед, а из-под левой подмышки пот ручьем, чудеса, да и только!
– Идет у тебя дело, идет, на хвост уже машину тянет. Сбрасывай мешок с песком!
Дернул Проскурин за проволоку, и, слава черту, мешок полетел вниз. Упал он, наверное, на крышу станционного вокзала.
– Название прочитал?
– У-ф! – оторвался Проскурин от альвеера. – Я и так знаю, это Соль-Илецк, дорога повернула вправо. Наша территория. У следующей станции аэродром.
– Я его знаю, бывал…
В воспоминаниях Алексей Владимирович Шиуков вот что писал об этом полете:
«Через два часа самолет коснулся колесами аэродрома назначения, а еще через мгновение рассыпался на куски, подняв клубы снежной пыли. К счастью, оба лётчика не пострадали».
Продолжение цитаты автор вынес в начало рассказа.
Не мог полузамерзший лётчик посадить дрожащий в лихорадке самолет, с оборванной обшивкой нижних крыльев, плохо отрегулированный, нормально. Это выше человеческих сил и возможностей. Самолет упал на землю, и довольно жестко. Так что ничего героического совершено не было, просто выполнялся воинский долг. За это немного позже командующий вновь образованным Туркестанским фронтом Михаил Васильевич Фрунзе наградил красного военного лётчика Федора Ивановича Горбунова, уроженца села Ковыловка Саратовской губернии, именным оружием.
Делай как я!
Истинное мужество немногоречиво:
ему так мало стоит показать себя,
что само геройство оно считает
за долг, не за подвиг.
А. А. Бестужев-Марлинский6 ноября 1935 года Володя Стрельченко пригласил своего товарища по Саранскому аэроклубу Виталия Смирнова к себе в гости.
Когда вошли в горницу деревянного одноэтажного дома, гость бросил взгляд на большой портрет, висевший в простенке. Написан он был маслом, обрамлен рамой из темного полированного дуба. Виталия заинтересовало красивое, мужественное лицо на полотне, и мундир. Человек был в парадной форме… царского офицера.
– Кто это?
– Отец.
Наступила томительная пауза. Лицо Володи застыло в печальной задумчивости.
– Я давно хотел, чтобы ты знал об этом, – сказал он Виталию. – Отец мой – человек из народа, крестьянин. Офицерский чин и награды заслужил в окопах. С первых дней революции он стал красным командиром. Командовал батальоном. Дрался с интервентами, белогвардейцами, бандитами. Мне было чуть больше трех лет, когда его скосил тиф. Это двадцатый год… К врагам революции отец был суров. В боях смел и умел. Я покажу тебе наградные документы отца, краскома Стрельченко Игнатия Семеновича… Горжусь им!.. Мама часто мне рассказывала о нем, запали в память слова отца – «Делай как я!». Так он учил всему, что хорошо знал, своих подчиненных и товарищей, да и маму тоже… Я хочу, чтобы ты был свидетелем моей клятвы перед портретом отца: если доведется воевать, буду воевать не хуже его. Клянусь!..
Бой над аэродромом
Ближнебомбардировочный полк базировался под Миргородом. Командир его, полковник Янсен, постоянно присутствовал на полетах: руководил переучиванием молодых лётчиков на новую авиатехнику – боевой самолет Су-2.
