Луи Буссенар - Приключения парижанина в стране львов, в стране тигров и в стране бизонов
— Это произошло очень просто, — продолжал Барбантон, видя, что его друг молчит. — Когда мы плыли на пироге, Сунгойю всюду узнавали и провозглашали королем. Я этому отчасти содействовал. Дело в том, что Сунгойя проведал, что у меня в чемодане мой прежний мундир, и заставил надеть его. Мундир — великое дело не только у нас во Франции, но даже здесь. Воздействие его велико. К нам отовсюду начали стекаться люди. Число приверженцев росло, как снежный ком.
— Снежный ком и — негры. Хорошенькое сопоставление. Мне нравится.
— Так говорится. Одним словом, у нас собралось такое большое войско, что мы без выстрела вступили в столицу.
— Значит, все сделано и вам незачем больше здесь оставаться.
— Напротив, у нас много дел впереди. Мы, в сущности, находимся в осаде, хотя это и не заметно. Каждый час ожидаем нападения. Вот почему я и обнес дома забором, а солдат ежедневно муштрую. Мало одержать верх, победу надо упрочить.
— Это так, — подтвердил Сунгойя.
С французским языком он, пока жил в колонии, освоился настолько, что понимал разговор вполне, хотя сам говорил с трудом.
— Хорошо. А потом что?
— Потом? Ну, будем почивать на лаврах, охотиться, кататься на лодке, а когда отступит желтая лихорадка, вернемся на яхту… Полагаю, на сегодня аудиенция закончилась. Мы посидели на диване у его величества и благодаря этому стали сановниками первого класса. Формальность очень важная, теперь все будут нам повиноваться.
— Значит, я тоже вошел в состав здешнего правительства?
— Без сомнения, мой дорогой! Теперь у нас с вами полное равенство в смысле государственной службы здесь.
— Причем никаких служебных столкновений у меня с вами быть не может, за это я ручаюсь. В военном отношении я охотно вам подчинюсь и буду все ваши приказания исполнять толково и аккуратно, не за страх, а за совесть. — Сказано было насмешливо. — Однако мне бы хотелось отсюда уйти. Здесь козлом пахнет.
— Простимся и пойдем ко мне в хижину. Она дверь в дверь. У входа тоже стоит часовой.
— Надеюсь, теперь их будет два, хотя бы для того, чтобы не позволять любопытным копаться в моих вещах… Идем, стало быть? До свидания, Сунгойя, до свидания, милейший монарх. До скорого!
Третью неделю жил Фрике в поселке туземцев. О неприятеле ничего не было слышно, но присутствие его ощущалось повсюду.
Разведчики ежедневно рассказывали о встречах с подозрительными личностями. Не будь при нем двух белых, Сунгойя не избежал бы столкновения с противником.
Этот вооруженный мир, эта оборона от невидимого врага изводили хуже любой войны. Особенно изнывал Фрике.
Невозмутимый Барбантон уговаривал парижанина запастись терпением. Тот неизменно отвечал, что уже и так слишком долго терпит.
Отставной жандарм все больше входил в роль, принимая знаменитые наполеоновские позы: то часами держал руку просунутой между пуговицами на груди, то упирался ею в бок, как на бронзовой колонне.
Во время учений то окидывал солдат орлиным взглядом, то насквозь пробуравливал глазами. Давно он не был так счастлив. А потому жалобы и брюзжание парижанина были ему неприятны, они портили его радужное настроение.
Впрочем, по правде говоря, он многое сделал для усиления обороны.
Научил негров не сыпать в ружье порох горстями, так как оно от этого только портится и может даже разорваться, не причинив неприятелю никакого вреда. Перешли на свинцовые пули вместо железных и чугунных, стрельба стала гораздо действеннее.
«Генерал» обучил своих солдат шагу и другим приемам. Для предстоящей битвы это не имело большого практического значения, но для дисциплины — огромное, подчиненные приучались слушаться команды.
Негры обычно сражаются по вдохновению, безо всякой тактики Теперь было ясно, что победу одержит тот, кто лучше будет повиноваться своему вождю.
Для Фрике дни тянулись бесконечно долго. Барбантон не замечал, как летит время.
Не желая останавливаться на полдороге, он решил пройти со своими солдатами курс стрельбы, научить их рассыпаться цепью и прочим премудростям военного дела.
— Дайте мне десять тысяч таких солдат, как эти, и я завоюю всю Африку, — сказал он приятелю, приняв сразу две наполеоновские позы — и аустерлицкую, и такую, как на колонне.
— Очень хорошо, — не без досады отвечал Фрике. — Двиньтесь долиной Нигера до Тимбукту, покорите Сунгойе Массину, Гурму, Боргу, Сокото, Борну, Багирми и Вадаи. Захватите, пожалуй, мимоходом Дарфур и Кордофан. Дайте подножку абиссинскому негусу, пройдите долиной Нила и задайте перцу египетскому хедиву. Сделайте все это, но только не томите меня здесь.
— С удовольствием, дорогой Фрике, но надо подождать, пока я соберу эти десять тысяч.
Возразить было нечего. Парижанин умолк и стал ждать развития событий.
На мгновение у него мелькнула свирепая мысль — бросить этого суданского Александра Македонского на произвол судьбы и вернуться на яхту. Но разведчики доносили, что река заблокирована.
От скуки юноша решил освоить мандингский язык.
Впрочем, бывали и веселые минуты. Об одном эпизоде Фрике долго не мог вспомнить иначе, как задыхаясь от хохота.
Барбантону хотелось, чтобы его ополчение как можно больше походило на европейское войско. И он ввел чины.
Лаптот сразу получил звание капитана. Другие воины, в зависимости от толковости и деловитости, были произведены кто в сержанты, кто в капралы.
Сержанты и капралы — это бы еще ничего. Но обычно отличить их от рядовых можно лишь по нашивкам. На форму, на одежду.
А если одежды нет?..
Оказалось, можно прекрасно обойтись без нее! Вытатуировать нашивки на руке, под плечом, и тогда они останутся с человеком на всю жизнь. Нашивки можно спороть, татуировку — нет. Разжаловать, значит, будет нельзя.
Пожизненные капралы и сержанты!
Фрике хохотал до упаду, едва челюсть не вывихнул, и Барбантону это доставило несколько наивно-радостных минут.
Татуировку на теле господ офицеров делал все тот же мастер на все руки — лаптот, для себя мечтая в недалеком будущем о густых эполетах.
Интересно знать, какими эполетами он будет украшен: вытатуированными или всамделишными?
Между делом Фрике наводил справки о судьбе медальона госпожи Барбантон.
Это было непросто. Потребовались чудеса дипломатического искусства и внушительное количество рома, чтобы с пристрастием допросить Сунгойю.
Медальон действительно был у него. Он бессовестно обокрал путешественницу. Когда негром овладевает жадность, он теряет всякое нравственное чувство.
