Ольга Репьева - Необыкновенные приключения юных кубанцев
По гравийке ползла колонна вражеской техники. Андрей, как и другие, молча смотрел на эту армаду, но думал о другом. Душевная боль, сквозившая в словах товарища, сжимала и его сердце, была ему очень понятна. Вот почему Ванько вчера так и не решился взглянуть на замученную подругу и не остался сегодня до похорон — он верняк не сдержал бы слёз… А может, хотел оставить её в памяти такой, какую любил, какую видел в последний раз живою.
Вспомнив, что прихватил с собой бинокль, достал его из сумки, к немалому удивлению остальных. Стали по очереди наблюдать за происходящим на гравийке. В него, хоть и неисправна одна половина, видно было так, словно эти машины, тягачи и танки ползут в какой-нибудь сотне метров отсюда.
— Ну ты, Андрон, и ж-жупел! — упрекнул его Борис, передавая бинокль Мише. — Я противогаз не стал припрятывать — сразу отдал на общий котёл. А ты, выходит, нашёл биноколь и решил помалкивать?
Значения слова «жупел» он (как, впрочем, и остальные) не знал и пользовался им в качестве бранного. В данном случае «жупел» мог означать что-то вроде жука или гуся.
Чтобы отвести от себя подозрения в нечестности (сокрытии находки в день обследования зарослей), Андрею пришлось рассказать, каким образом оказался у него этот бинокль; а поскольку все знали о пустой кобуре комиссара — то заодно сообщил и о найденном там же пистолете ТТ с двумя обоймами. Не желая пока упоминать о лётчике и Марте, представил события так: возвращался с гравийки, услышал стрельбу, влез на дерево и увидел, как фрицы расстреляли комиссара.
Услышав о пистолете, Миша уступил бинокль Феде.
— Пистолет ТТ, с двумя полными обоймами? — переспросил он, весь преобразившись. — Ну и ну, воще! Как же его фриц не забрал?
— Комиссар, чтоб он не достался врагу, отбросил и пистолет, и бинокль далеко в сторону. Достал из кобуры, хотел, видно, пристрелить фашиста, а потом себя, но из-за ранения руки не смог поставить на боевой взвод, — пояснил Андрей, сам в это поверивший.
— От бы стрельнуть, хоть разочек, из пистолета! — загорелся Миша. — Из ружья палил, наши за сливы разрешили один раз из винтовки; вчера даже из шмайссера попробовал. А из пистолета не приходилось.
— Да погоди ты, Патронка! — перебил его Борис. — Ты, наверно, и во сне стреляешь!.. Чтой-то я не пойму, — стал опять допытываться у Андрея. — Получается, когда мы в обед встретились, ты про комиссара уже знал — и тянул резину до самого вечера?
— Братцы, а кто это на нашем островке поселился? — воскликнул вдруг Федя. — Какой-то тип уже шалаш поставил и уху замастыривает: виден дымок над треногой с котелком. Как же он туда попал?
Невооружённым глазом этого видно не было, Миша попросил глянуть в бинокль. Таиться дальше не имело смысла, и Андрею пришлось рассказать всё — от воздушного боя до подаренных часов.
— Ишь ты, золотые! — удивлённо воскликнул Борис, — А не снял ли ты их с руки комиссара?
— Щас как в лоб закатаю! — вспылил Андрей. — За мародёра меня принимаешь?
— А чё ж тогда сразу не признался?
— Боря, перестань придираться. Значит, так надо было, — заступился Ванько. — Лично я Андрею верю. — Он тоже навёл бинокль на островок и долго рассматривал. — И куда ж он теперь?
— Собирался вроде в Ивановку. Там у него, говорил, есть знакомые, они сведут с партизанами.
— Думает, что там есть партизаны?
— Так прямо не говорил, — поправился Андрей. — Но считает, что наши верняк оставили людей для подпольной работы и организации партизанской борьбы. Не только в Ивановке — может даже и у нас на хуторе. Глянь вот, — достал из кармана сложенную вчетверо прокламацию, — что я нашёл сёдни возле кладбища.
— Вот это да! Быстро сработано, — прочитав, удивился Ванько. — Но… не верится, что и у нас на хуторе могут быть подпольщики!
— Ну, может, не на нашей стороне… Или даже в станице, — пожал плечами Андрей.
— Если так, то это ж, братцы, здорово! У меня аж на душе повеселело.
Прокламация пошла по рукам, её перечитывали, удивляясь и радуясь: в случае чего можно надеяться на защиту. Лишь Андрею становилось не по себе: он жалел, что заварил эту кашу. Выручила Свинья: намереваясь удрать на хутор, она отделилась от гурта, и он поднялся завернуть. В этот раз он был благодарен ей за возможность отлучиться: стало страшно неудобно за обман товарищей. «И зачем только дёрнуло меня с этой дурацкой прокламацией, — корил он себя. — Одно дело, когда нужно поддержать дух и настроение у женщин; но дурить друзей — непорядочно!» И теперь промах уже не поправить — поздно. Это значит рассекретить Ольгу Готлобовну. Вдруг она и вправду подпольщица? 3а это говорит многое. Взять, например, йод и бинты: не своровала ж она их в госпитале на случай, что дочь порежет палец при чистке картошки! Или хлеб: где по нынешним временам возьмёшь белой пшеничной муки, да ещё ежли ты приезжий? Ясно: её снабдили всем необходимым, оставляя для работы в тылу противника. А записка дять Саше? В ней верняк указан был пароль и адрес подпольной явки. Но почему тогда пошла она на такой риск? Из уважения за то, что спасли советского лётчика, который теперь уничтожит ещё не одного фашиста?
Когда вернулся на курган, здесь всё ещё говорили о подпольщиках.
— А давайте — слышь, Андрей? — заговорщически понизив голос, предложил Миша, — давайте знаете что, разузнаем, где у подпольщиков штаб или…
— Это ещё зачем? — насторожился Борис.
— Попросим, чтоб и нас приняли в партизаны. А чё? Выдадут по пистолету… или даже по шмайссеру. Да! я ж вам так и не рассказал, как мне удалось пострелять из фрицевского автомата. Рассказать?
— Давай, токо покороче и без брехни, — согласился выслушать Борис. — А то я тебя, жупела, знаю…
— Ну, значит, так. Сижу это я во дворе, квасолю из стручков лузаю. Вдруг слышу — ды-ды-ды, ды-ды! Из пулемёта шмаляют. Смотрю, а они — гур, гур на мотоциках вдоль хутора…
— Ты, Патронка, дело говори, — напомнил Борис.
— Так я дело и говорю. Два мотоцика с четырьмя фрицами завернули к нам во двор. У нас возле колодезя кадушка с водой, налили, чтоб не рассыхалась. Они — давай из неё обливаться. А потом один за автомат — и по курам бац, бац одиночными. Трёх укокошил, подзывает меня; булькочет, как индюк, и некоторые слова по-нашему. Вобщем, заставляет скубать перья. А я показал на шмайссер и на куру: дай, мол, и я одну кокну. Он дотямкал, ухмыляется, но протягивает: карашо, делай курка капут. Оттянул затвор, показывает, как нажимать на курок — за тумака меня принимает. Три выстрела сделал. Хотел очередью попробовать, снял с предохранителя, но он заметил и отбрал.
— Как же они у тебя не разбежались, пока стрелял? — засомневался Андрей.
