Сергей Саканский - Искатель, 2013 № 09
— Выпьем. — Ульяна вылила содержимое себе в рот, поперхнулась, закусила конфетой. — Так это правда? Про мужа…
— Отпираться не буду, что было, то было. Так вышло, извини… Случайно получилось, не хотела я.
— Не хотела, так и не было бы ничего! — Ульяна начала заводиться. — Если сучка не захочет, сама знаешь… Прошу тебя по-хорошему, оставь мужа в покое! Я все забуду, ни словом не упрекну, не рушь семью, ребенок у нас будет… Иначе… иначе я твоему все расскажу, пусть и тебе плохо, не мне же одной страдать…
— Говорю же, виновата, бес попутал… — Марина налила себе еще вина. — Сама давно все закончить хотела, да Гришка не пускает. Хоть с работы уходи…
— Вот и уходи, если тебе твое счастье дорого. На всех углах уже шепчутся, не боишься, до мужа дойдет?
— Боюсь. Я мужа люблю. Тебя как зовут?
— Ульяна.
— Ульяна, прости, прости дуру! Я с работы уйду, переведусь. Не хочу я такой грех на себе носить. Давно расстаться с ним хотела, но он настырный. Но теперь все, хватит, скажу, муж подозревать начал. — Марина вдруг расплакалась. — Уже три года живем, а детей нет. Вот и сорвалась я: может, он виноват, думала. — Она вытерла слезы полотенцем.
— Ладно, не плачь. Сказала, зла держать не стану. Живи спокойно, но и нас в покое оставь. — Ульяна допила вино. — Пошла я, некогда, домой еще доехать надо. — Ульяна тяжело поднялась, в голове стучало. — Надеюсь, мы поняли друг друга?
— Не волнуйся, я, чай, не глупая, понимаю. Тоже баба. — Марина отвернулась к окну, постояла молча.
Ульяна, не прощаясь, вышла и пошла на остановку. После ее ухода Марина выпила уже остывший чай — жалко выливать, только заварила, с мятой и зверобоем, машинально ополоснула чашку и поставила рядом с раковиной. Села за стол, плеснула в бокал вина из бутылки, медленно выпила. Услышав шаги в прихожей, вздрогнула, кто бы это? Муж Семен стоял в дверном проеме и смотрел на нее в упор. Взгляд злой, даже остервенелый. Губы трясутся, побелели.
— Что, сучка, доигралась?
— О чем ты, Сеня?
— «О чем ты, Сеня?!» Посмотрите на эту невинность! И о чем это я?! Не догадываешься, тварь? — Семен сделал шаг в сторону жены, угрожающе подняв руку. — И бюллетень-то мы взяли, чтобы с любовничком вдоволь натешиться, пока муж в командировке. А я-то думал, заболела моя ягодка, пораньше приехал. А она тут с хахалем вино распивает!
— Да что ты, Сеня! С каким хахалем?!
— С таким!!! Откуда это все?! Вино, конфетки… два бокальчика новых достала. У, стерва!
— Да знакомая одна заходила, поговорить…
— Знакомая?! Знаю я твоих знакомых, слухами-то земля полнится. Говорили мне мужики, гуляет у тебя баба, Сеня, а я все не верил! Васька так все уши прожужжал, я даже морду ему хотел набить, а теперь, выходит, извиняться должен! Баба-то моя гулящая! — Семен, тяжело дыша, подвинулся ближе, так что Марина могла увидеть налитые кровью бешеные глаза. И ведь знала, что ревнив муж страшно, что с огнем играет, а делала. Вот и черпает теперь полной ложкой, хоть по злой прихоти судьбы и не виновата в этот раз. Но вот за все другие разы и получит сполна. Нет преступления без наказания. Думала, что ушла, ускользнула, как змея, в узенькую щелку, ан нет, не получилось. Себя не обманешь, Бога не обманешь, людей не обманешь.
— Опомнись, Сеня! — только и успела произнести, как на нее обрушился удар тяжелого мужниного кулака. Марина закрыла лицо рукой, но второй удар не заставил себя ждать — он пришелся точно по голове. Марина охнула и осела на пол, чувствуя, что теряет сознание. Последующего за этим града ударов она уже не чувствовала, лежала, согнувшись, прижав колени к животу. А вошедший в раж Семен не слышал хруста ломающихся костей и разрывов кожи. Он терзал лежащее перед ним бездыханное тело, нанося чудовищные удары точно в цель. От каждого такого удара тело Марины немного подпрыгивало, словно тряпичная кукла, и снова опускалось на прежнее место.
Семен перестал бить жену, только когда почувствовал боль в руке. Он удивленно воззрился надело своих рук и устало опустился на табуретку. Обвел мутными глазами помещение, где произошла расправа, и закрыл лицо руками. Марина, скрючившись, лежала в углу, не подавая признаков жизни. Под ней растекалась лужа крови. Брызги крови виднелись на обоях и столе. Семен тронул жену за плечо.
— Ты это… того… вставай… не дури… уйди к матери от греха…
Марина не шевелилась. Семен забеспокоился. Страшно стало, что переборщил, а вдруг как помрет? Мысль обожгла, но и вывела из оцепенения. Глупости! Кто своих баб не бил? Тем более за дело. И ничего, живут. Бабы вообще народ живучий. Ну, наподдал, не сдержался, что с того? В другой раз думать будет, прежде чем мужикам на шею бросаться. Он снова потряс жену за плечо, никаких признаков жизни. Семен испугался не на шутку, выбежал из дома и побежал к врачихе. Та была на месте, писала что-то.
— Что тебе, Семен? Что как оглашенный врываешься?
— Маша, беда! — Семен еле перевел дух. — Маринка там, дома, помирает! Беги быстрее, Маша!
Врачиха перепугалась, стала лихорадочно собирать чемоданчик.
— Да что случилось, Сеня?! Ты как не в себе.
— Не в себе я, Маша, не в себе, пойдем быстрее!
Семен летел впереди, врачиха семенила сзади, временами переходя на мелкую рысь. На полноватом лице испуг и недоумение.
Марину они нашли на том же самом месте, где Семен ее и оставил.
— Господи! Сеня! Да что это с ней?! Избил ты ее, что ли? Да ты в своем уме? — Врачиха пощупала пульс. — Жива еще. Сумку дай. И за что ты ее так?
Семен протянул сумку. Врачиха достала шприц и быстро сделала укол.
— В «скорую» звонить надо, в город везти. Надо же, а! Ты посмотри, что наделал, изувер! Я участковому сказать должна.
— Не говори, Маша, дело-то ведь семейное… сами разберемся.
— Я вижу, как ты разбираешься. Чуть не убил девку. А вдруг у нее внутреннее кровотечение? Спасибо скажи, что дышит еще. Перенеси хоть на кровать, не тут же ей валяться!
Семен поднял ставшее чрезвычайно тяжелым тело жены и перенес на кровать. Марина слабо пошевелилась. Семен укрыл ее одеялом.
— Иди, Маша, «скорую» вызови, худо ей совсем…
— Хорошо хоть понимаешь, побегу. — Врачиха выбежала из дома.
Семен сидел у постели жены, держа ее за руку. Злость прошла, и он корил себя, что не сдержался. Может, и правда знакомая приходила? Неужели Маринка такая дура, хахаля прямо в дом водить? Дурак он, дурак! Эх, да что теперь говорить! День трудный выдался, со вчерашнего дня дома не был, в соседней деревне торчал. А тамошний слесарь Ванька, как назло, про бабские измены всю дорогу рассуждал, и какие они коварные, эти бабы, и то и се! И нормальных, мол, нет теперь, все на передок слабы. Тьфу! Слушал он, слушал, завелся даже. Ну сколько же можно! Но осадок нехороший остался, настроение испортилось вконец. Да еще на фоне Васькиных речей про его собственную жену. А тут на тебе! Вино, конфеты, Маринка чумная какая-то… Вот и не сдержался, всыпал ей по первое число. Даже слушать не стал оправданий. Хоть, может, и не виновата она? Сердце у Семена щемило от дурных предчувствий.
