Деннис Уитли - Сокровище царя Камбиза
Рука, сжимавшая горло, была цепкой и мускулистой; я отчаянно сопротивлялся, но хватка становилась все крепче, грудь сдавило от невыносимой боли, не хватало воздуха. Звезды надо мной исчезли. Мрак сменился красным туманом с бешено вращавшимися огненными кругами и вспышками молний. И, слабея, я понял, что мне приходит конец.
Словно издалека донесся звук выстрела, но вряд ли я был в состоянии понять, что это именно выстрел. Но стальные пальцы на горле внезапно разжались. Фейерверки в глазах уступили место оранжевому зареву, а затем вновь наступила чернота.
Через секунду я осознал, что на мое избитое тело больше не давит вес нападавших. Я увидел звезды высоко в небе и понял, что лежу в водосточной канаве. Чья-то рука схватила меня за воротник и грубо поставила на ноги.
Все еще ошеломленный и едва приходящий в себя, я огляделся по сторонам и понял, что обязан жизнью вмешательству полиции.
Около двадцати полицейских под командой арабского офицера окружили нас. Юсуф, евразиец и один из негров уже были в наручниках. Один из полицейских защелкнул наручники на моих запястьях и грубо толкнул меня к остальным. Второй негр лежал там, где в него попала пуля, и тихо стонал. Я подумал, что теперь мне вряд ли удастся избежать обвинения в убийстве.
Через двадцать минут в полицейском участке сержант записал наши имена, причем я назвал себя Дауд-аль-Азиз, после чего офицер предъявил нам обвинение в незаконной торговле наркотиками. Нас обыскали и отвели в полуподвал, где меня, отделив от остальных, втолкнули в маленькую камеру.
Жутко болела голова, но я, сидя на узкой кровати, попытался обдумать положение. Я решил, что именно моя стрельба позволила полицейским найти нас, и они, вероятнее всего, предположили, что между торговцами наркотиками разыгралась ссора. Завтра на допросе выяснится, кто я такой на самом деле, и могли возникнуть серьезные неприятности с разъяренными полицейскими, вынужденными все это время вести напрасную охоту.
Все мое тело было покрыто синяками, правая нога сильно болела от удара, порез на лбу мучительно ныл. Я очистил рану носовым платком, смоченным в кувшине с водой, лег на жесткую постель, закрыл рукой глаза от света и провалился в тяжелый сон.
Меня разбудил тюремщик, принесший завтрак: кофе, хлеб и кусок колбасы.
А около десяти часов он вновь отпер дверь камеры и сделал знак выходить. Ожидавшие снаружи двое полицейских отвели меня наверх, в офис, где сидел какой-то человек в очках. Секунду или две он не обращал на меня никакого внимания, затем встал и вышел в соседнюю комнату. Вернувшись с кипой бумаг, он обратился ко мне по-английски:
— Его превосходительство ждет. Прошу вас.
К моему удивлению, оба полицейских отсалютовали и удалились, а я в одиночестве прошел в просторный кабинет. Там не было никого, кроме сидевшего за столом англичанина, на вид лет пятидесяти с небольшим, широкоплечего, высокого, седого, с голубыми глазами. Вспомнив слова секретаря «его превосходительство», я сразу понял, что вижу знаменитого Эссекс-пашу, начальника каирской полиции, грозу торговцев наркотиками.
Я был весьма удивлен, что из-за вчерашней ночной истории он решил допросить меня лично, но он сразу же выбил почву из-под ног, дружелюбно обратившись ко мне:
— Доброе утро, мистер Дэй. Входите и садитесь.
Я вытаращил на него глаза и, механически повинуясь, довольно свирепо спросил:
— Так вы все время знали, кто я?
— Конечно, — кивнул он, — ваше счастье, что мои люди следили за вами прошлой ночью, иначе вас бы уже не было в живых.
— Черт возьми? Значит, это не мои выстрелы всполошили полицию?
Он несколько бесцветно улыбнулся.
— Признание номер: один негра застрелили вы. Да, да, он умер сегодня утром, и к выдвигаемым против вас обвинениям — а их список весьма внушителен — добавляется еще одно. Взгляните сами незаконный въезд в Египет, неявка в полицию для дачи показаний относительно смерти сэра Уолтера Шэйна, участие в доставке запрещенных законом наркотиков, попытка назваться чужим именем после ареста, а теперь еще и убийство. Вам есть за что отвечать, молодой человек.
— Я знаю, — вздохнул я. — Боюсь, я доставил вашим людям массу хлопот, но все же надеюсь убедить суд, что для подобных поступков имелись веские основания.
— Понимаю, — сказал он, и линия его жесткого рта стала тверже. — Итак, вы предпочитаете сохранить за собой право защиты. Что ж, как вам угодно, мистер Дэй. Я постараюсь, чтобы на все обвинения вы отвечали согласно букве закона. Правда надеялся, что вы будете более откровенны со мной.
— Ситуация несколько необычна, не так ли? — начал я. — Полиция заставила меня поверить, что в ее глазах я убийца сэра Уолтера, и, в этом случае, не следует ли мне посоветоваться с адвокатом, прежде чем отвечать вам? Сейчас я спрашиваю совета и буду очень признателен за него. Я понимаю, что оказался в жуткой передряге, но могу уверить вас в своей непричастности к смерти сэра Уолтера.
— Разумеется, вы непричастны к ней. — Он откинулся в кресле и внезапно расхохотался. — Ваши действия с момента высадки в Александрии — достаточно веское подтверждение тому. Будь вы убийцей, вы находились бы сейчас в Суэце или Порт-Саиде, а не носились бы по Каиру, ввязываясь в стычки с торговцами наркотиками. Я догадываюсь, чего вы добиваетесь, Дэй, и, если я прав вы можете рассчитывать на мою помощь. Но в этом деле много неясного. Я не намерен обвинять вас в убийстве, и возможно, не стану выдвигать против вас даже менее серьезные обвинения, если только вы готовы искренне рассказать мне о роли, которую играли в этой неприятной истории.
— В таком случае, сэр, — улыбнулся я, — вы снимаете колоссальный груз с моей души. Если бы я знал это вчера, я действовал бы совершенно иначе.
— Но как раз ваше поведение прошлой ночью окончательно убедило меня, что вы не являетесь убийцей; поэтому, может быть, неплохо, что дело обернулось именно так. Теперь расскажите мне все с самого начала. Закуривайте и не торопитесь.
С чувством огромного облегчения я взял сигарету. Если Эссекс-паша убежден, что убийца — не я, тогда, как бы странно ни звучал мой рассказ, он вполне может поверить ему, и, не от давая себе в этом отчета, я почувствовал, что передо мной человек, заслуживающий абсолютного доверия.
Этот англичанин, чья честность не подвергалась сомнению, был одним из самых знаменитых в мире начальников полиции. К тому же он занимал важный пост в правительстве, и, разбираясь в тонкостях египетской политики, никогда не позволил бы такой продажной крысе, как Закри-бей, запугать или обмануть себя. Я понимал, что мне нельзя скрывать ничего существенного, если я хочу убедить его, что сила и мощь организации О’Кива — не плод моей фантазии. Поэтому я назвал ему свое настоящее имя и причины, побудившие меня действовать под именем Джулиана Дэя.
