Евгений Кораблев - У Пяти ручьев
Если лось своей 20-25-пудовой тушей ступит, на этот мох, он сразу проваливается. Попавши в яму, старый опытный лось стоит спокойно, только молодые бьются, пытаются выскочить. Задача вогула состоит в том, чтобы время от времени обходить свои «огороды» и ямы, осматривать, чинить, если это потребуется, и вынимать добычу. На это и уходит зимой значительная часть времени охотника. Если осмотр производится редко, случается, что медведь или волки вытаскивают из ямы добычу, а в летнее время она пропадает с голоду и сгнивает.
К лосю, попавшему в яму, по словам Ивана, охотник подходит сзади и убивает его ножом. Спереди опасно приближаться. Стоящего за два шага от ямы охотника лось может схватить губами, сбросить к себе в яму и затоптать.
Исключительно богатый зверями край, сравнительно безопасный и легкий промысел их ловушками и ямами развили в вогуле благодушие, леность, неповоротливость, беспечность. Только зимой, когда для туземца начинается «страда», когда у него главная работа и прибыль, он становится энергичным и трудится, «лесует» с утра до ночи, часто в самых тяжелых условиях, вместе с своим незаменимым другом и помощником – лайкой, которая и зверя ему найдет, задержит, пока подкрадется охотник, а в случае нужды, если зверь кинется на вогула, то придет ему и на помощь. На собаке же охотник часто везет добычу домой или в чемью. Дело охотника только стрелять. Стреляют они изумительно метко.
– Значит, каждая семья вогулов, – задал вопрос Гришук, – имеет свои тропы и места, на которых только она и ставит капканы, огороды и самострелы?
Иван ответил утвердительно и добавил, что это право сохраняется за каждой семьей наследственно.
– Мой огород, – сказал вогул, – самый крайний на север. Дальше никто не ставил.
С наступлением холодов Иван надел вогульский зимний костюм; меховые унты и совик[30], сшитый из оленьих шкур мехом вверх, и малицу[31]. Малица имела теплый капюшон, служивший вогулу вместо шапки, к рукавам ее были пришиты варежки.
Однажды под вечер Иван отправился вперед поискать какую-то речку, которая, по его мнению, должна была находиться неподалеку. По ней он хотел определить дальнейшую дорогу и по пути присмотреть удобную переправу.
Возвращения его караван, остановившийся, что называется, на полном ходу, заждался. Прошел час, другой, Иван все не возвращался. Ребята дали несколько выстрелов. Никто им не ответил.
В караване началась тревога. Оставив Пимку с дедом при оленях, ребята с Яном пошли искать вогула. Направляясь по его следам, они вошли в лес. По мере углубления в чащу и, вероятно, приближения к речке, о которой говорил Иван, все больше стало попадаться тропок лосей, оленей; скоро все эти тропки сошлись в одну общую, пролегавшую между возвышенностями и круто спускавшуюся вниз по руслу высохшего ручья. Невдалеке должна была находиться и речка. Круто спускающееся русло ручья было естественной дорогой к реке для лосей, оленей, когда они шли на водопой или чтобы спастись от гнуса. Берега ручья оказались совершенно явственно утоптаны лосиными острыми копытами.
– Надо и нам идти к реке, – указал Андрей на русло.
Пока ребята совещались, далеко снизу, из чащи, где предполагалась река, донесся жалобный лай и вой, очевидно, почуявшей их лайки. Охотники значительно переглянулись.
– Там!
Осмотрев еще раз ружья, они стали спускаться. Спуск был необыкновенно крут и труден. Им приходилось иногда почти скатываться вниз по склону, путаться в кустарниках и деревьях и падать. Они изодрали руки, исцарапали лица и спины о заросли, но зато спустились в несколько минут.
Лайка, тявкавшая теперь, где-то вблизи, заслышав голоса, вылетела из лесу. С жалобным визгом она кинулась к охотникам. Ребята заметили, что шерсть ее запачкана кровью.
Они двинулись бегом за собакой. Почти одновременно они увидели сверкнувшую между кустарников реку и тело вогула на берегу ее. Он лежал лицом вниз. Около него набежала лужа крови.
Вокруг нигде не было положительно никаких следов борьбы или какого-либо зверя. Наклонившись, ребята тут же отшатнулись в ужасе. Из правого плеча Ивана, близ ключицы, торчали две деревянные стрелы.
Убийство? Что это значит? Кто-то устроил засаду? И зачем это понадобилось?
Эти вопросы задавали себе юноши и Ян, с тревогой поглядывая на темную чащу, окружавшую небольшую, точно расчищенную, прогалину, на краю которой стрелы настигли свою жертву.
Лучшего места для засады нельзя было и выбрать. Этой прогалиной как раз кончался крутой спуск ручья к реке. Кто шел к воде, тот не мог миновать этой поляны.
Ян осмотрел раны и покачал головой.
Вогул был еще жив, но без сознания и потерял массу крови.
При малейшей попытке приподнять его или повернуть на бок, Иван мучительно стонал. Все же Ян распорядился посадить его.
От страшной боли к раненому вернулось сознание. Он открыл глаза.
– Пить! – простонал он.
Ему влили в рот несколько глотков.
– Кто тебя ранил? – спросил Ян.
– Шайтан, – стоном вырвалось у вогула. – Шайтан... разгневался... Я повел вас к священному месту... И натолкнулся... здесь... самострел!
Протяжно застонав, Иван вытянулся и закрыл глаза.
Все стало ясно. Несчастный попал на вогульский самострел, настороженный на лосей. Он полагал, что его огород – самый последний к северу, и не поостерегся, а оказалось, что на этой лосиной тропе чья-то охотничья семья поставила свой самострел.
Действительно, при тщательном осмотре места, в тени густого низкорослого кедра, на стороне прогалины, противоположной той, где лежал вогул, как раз против узкого места – прохода, был расставлен лук, загнутый из березы, натянутый тонкой веревочной тетивой, укрепленной на ложе самострела теперь спущенным курком, от которого тянулась тоненькая нитка через поляну.
Оборванный конец нитки был привязан к дереву на противоположной стороне прохода, на высоте, примерно, полутора аршин. Самострел был замаскирован ветвями так ловко, что ребята, даже зная, что он где-то здесь, близко, едва могли его найти. Не удивительно, что зверь, пробираясь тропою, легко может не заметить нитки, скрытой травою и ветвями, заденет ее грудью, и стрелы со страшной силой вонзятся в его бока, как было с несчастным вогулом.
Если зверь мал ростом, он пройдет под ниткой или, если заметит, приподымет ее мордой, и тогда только минует самострел благополучно. Теперь самострел был опущен, а стрелы торчали из тела несчастного вогула.
Положив Ивана на носилки из ветвей и медленно, с большим трудом обойдя крутую возвышенность около реки, ребята, расстроенные происшедшим, вернулись к месту остановки каравана.
