Лев Корнешов - Зона риска
Но все это было только прикидкой к будущим большим делам. Князь о них мечтал упорно и сладко: большой размах, не копеечные прибыли.
За деловую хватку и цепкий ум Князь пользовался непререкаемым авторитетом среди своих. А если его влияние вдруг ослабевало, он использовал любые методы, вплоть до кулаков и интриг. Был период, когда один из «компаньонов», Жорж Сабиров, немного заколебался, начал поговаривать о том, что надоело мотаться за шмотками, есть дела поинтереснее. Окольными путями Артем выяснил: Жорж стал активничать в своей школе, его теперь нередко ставили в пример другим, вместе с одноклассниками он готовился к походу в Карелию летом — у них была такая школа, где все увлекались походами, а организовывал их преподаватель физкультуры.
С Жоржем поступили просто: напоили до умопомрачения. Он вообще-то почти не пил, и не на «красивую житуху» нужны были ему деньги: копил на мотоцикл. Жоржу казалось, что вот еще одна удачная сделка — и он станет владельцем блестящего, пахнущего бензинам, мощно ревущего чуда на колесах. Но нужная сумма никак не набиралась, а из тех, что собрал, приходилось тратить на шмотки, на то, се, чтобы выглядеть не хуже других. Так и ходил он вокруг Князя, словно на веревочке, хотя иногда действительно хотелось ему все бросить, жить нормально, как другие ребята.
В тот злополучный вечер они выпили дома у Князя, добавили в кафе-«стекляшке» и еще хлебнули у какого-то приятеля, родители которого уехали на дачу. Жорж не мог впоследствии соединить одно к одному: вспомнить, как получилось, что он остался один в центре города, там, где в площадь вливаются бульвары. Приятели потом объяснили, что он все рвался к кому-то ехать, клялся, что трезв, и ничего, мол, с ним не случится. Все, конечно, было по-иному. Когда Князь увидел, что Жорж готов — а «угощали» по очереди и без интервалов, — его вывели к бульварам и бросили на скамейке ничего не соображающего, не представляющего, где находится. Жоржа подобрали дружинники и отправили в вытрезвитель. Оттуда вскоре поступило письмо в школу, и Жоржа как следует «проработали» на классном собрании и педагогическом совете. Грозились даже исключить, но упросила мать — пожилая, всю жизнь трудившаяся на швейной фабрике, для нее Жорж был светом в окошке. Словом, пережил он в те дни немало, и единственный, кто не отвернулся, не бросил, был именно Артем Князев. А так даже из туристского кружка исключили, и лопнула надежда вместе со всеми ребятами из класса увидеть голубые озера Карелии. Жорж стал раздражительным, злым, замкнутым, он еле досиживал уроки в школе, наспех глотал обед, которой с утра оставляла на плите мать, и мчался выполнять очередное поручение Князя. После уроков начиналась для него настоящая жизнь, возбуждавшая риском, азартом погони за, как говаривал Князь, дамой по имени Удача. На Князя Жорж буквально молился, уверовав, что это настоящий друг, который в беде не оставит.
Дела «фирмы» часто приводили «фирмачей» к подъездам больших гостиниц, как вот сейчас — к новому комплексу «Интуриста». И когда Артем увидел у парадного входа этой многолюдной гостиницы Инну и Романа, он одобрительно хмыкнул.
— А Инесса ничего, смотрится, — лениво процедил Марк.
— Держится старушка, — откликнулся Ник Сыроежкин.
— Она молодец, — веско заметил Князь. — Лихо взялась за обработку профессорского сынка.
— Так у него предок профессор? — переспросил Жорж. — Не похоже. Брюки, куртка — расхожий стандарт, не Европа...
— Он из тех, кому на это наплевать, — сказал Князь. — Из школы в ПТУ пошел, чудик...
— Ну-у, — удивился Марк. — Может, он чокнутый?
— Да нет, проявил самостоятельность.
Они еще некоторое время безразлично, от нечего делать, обсуждали, как и почему профессорский сынок двинул в ПТУ, если папа мог «сделать» ему любой институт. В жизни все именно так и делается: «Ты — мне, Я — тебе», в этом они были убеждены. И в институты попадают, и за границы ездят те, у кого есть «волосатая лапа», о ком заботятся папа, мама, влиятельные друзья.
— Инка знает, кто у него папаша? — спросил Жорж.
— Пока нет, — ответил Князь. — Но здесь, как учили нас в школе, личное совпадает с общественным... Видели, как она к нему жалась? Малый ей, наверное, по вкусу... Иногда таких телков девочки любят.
— Слушай, Князь, нам нужен этот парень? — наконец начал догадываться Ник Сыроежкин.
Артем помедлил с ответом, потом сказал:
— Фирму надо расширять. Никто из нас не знает иностранные языки. Работать так трудно. Во всем мире в цене специалисты...
— Не пойдет он на это, — усомнился Марк Левин. Он всегда отличался трезвым, практичным умом, его трудно было вывести из себя, вовлечь в «дело», в которое он не верил на сто процентов. «Из Марка будет большой человек», — любил говорить Князь, и уже только за такую высокую оценку Марк готов был идти за ним в огонь и воду.
Артем продолжал:
— Еще Жарков хорошо разбирается в электронике и в радиотехнике. Он знает маги всех классов и фирм. И дома у них коллекция книг и камешков.
Они стояли у яркого подъезда огромной гостиницы, стеклянные двери-вертушки работали безостановочно: люди входили, выходили, смеялись, весело переговаривались.
В центре города позднее время почти не чувствовалось, было много света и тихих, каких-то скользящих красок, Подходили и мягко катили дальше троллейбусы, машины, до ночи не иссякал людской поток. Только очень поздно жизнь здесь ненадолго замирала, чтобы через считанные часы вспыхнуть с новой силой. И ночь здесь была звонкая, настоянная на звуках.
Сегодня у Князя был неделовой вечер. «Фирма» отдыхала. По правде сказать, деловые вечера теперь выгадали все реже — уж очень бдительными стали дружинники, иногда неожиданно вмешивались прохожие, догадавшись о торге, стыдили:
— И не совестно честь и достоинство менять на тряпки?
Компаньоны вяло отругивались.
— Значит, Инесса не знает, кто такой этот Жарков? — как бы подвел итог методичный Марк Левин.
— Она ведь нам кое-что должна, не так ли? — спросил Артем.
— Да, девочка в долгах как в шелках, — подтвердил Марк.
— Вот и пусть потрудится...
МИР ОБРЕТАЕТ РЕАЛЬНОСТЬ
Туман рассеивался чаще, и тогда все вокруг становилось светлым, предметы приобретали очертания, а мир — реальность.
Андрей теперь точно знал, что он лежит в больнице, его голова туго перебинтована, и становится больно, если пытаться ее повернуть. Он видел только белый-белый потолок, еще часть комнаты слева и справа от себя — ровно столько, сколько можно увидеть, оставаясь неподвижным.
