Леонид Платов - Искатель. 1972. Выпуск №6
Глава одиннадцатая. «ТЕБЕ ТУДА НИКОГДА НЕ ДОЙТИ»
1Впоследствии, беседуя со мной, Гальченко не раз вспоминал о том, что лето тысяча девятьсот сорок второго года — до высадки гитлеровского десанта — было, пожалуй, самым счастливым летом в его жизни.
Правда, лето это было очень коротким. Гальченко был переполнен ощущением счастья, чувством этим он дорожил еще и потому, что боялся потерять его. И постоянное ощущение опасности, которая внезапно, в любой момент может разрушить его, обостряло это чувство.
В ямальской тундре — день, в ямальской тундре — светло, и это уже была радость! Весной и летом сорок второго года Гальченко просто упивался ею!
Словно бы добрые хирурги вернули ему зрение, но не сразу, а постепенно. На востоке над тундрой бесшумно отодвинулась или чуточку приподнялась заслонка, за нею блеснула узкая белая полоска, потом купол звездного неба начал сползать к западу, а белая полоса расширялась и расширялась. Все, что здесь происходило прошлой осенью, повторялось, только в обратном порядке: сумерки в середине дня делались все длиннее, светлее. И наконец люди увидели солнце, без которого маялись столько времени.
А потом они услышали щебет птиц. И одновременно ощутили пьянящий весенний запах талой воды. А еще через несколько дней увидели в тундре чудо-цветы.
И с тем пришел июль. И август уже подходил к концу. Со дня на день в Потаенной поджидали прихода посыльного судна, быть может, того же «Сибирякова» — с патронами, продовольствием, запчастями, горючим, а главное — с дефицитным ламповым стеклом.
Все чаще в разговоре стали повторять: «Будущей зимой». «Ненцам будущей зимой парочку «летучих мышей» подарим — из тех, что привезут из Архангельска…», «Баньку будущей зимой реконструируем, парильню пристроим…»
2Сведения о набеге «Шеера» и полученном им отпоре были вначале разрозненными. Потом политотдел Беломорской военной флотилии передал по нашей системе связи информацию, очень экономную, но исчерпывающую и, надо сказать, впечатляющую.
Информация о «Сибирякове», который заслонил собой два наших арктических каравана, и о «Дежневе», «Революционере» и береговой батарее Корнякова, которые огнем своим прикрыли Диксон, получена была и в Потаенной. Слушали, стараясь не проронить ни слова.
Хотя «Шеер» как будто не собирался возвращаться в Карское море, наблюдение на всех постах было усилено.
На море было пустынно. Лишь чайки косо взмывали и падали перед окулярами бинокля или стереотрубы да иногда взблескивала льдина вдали.
Опасность, однако, могла мгновенно появиться в поле зрения. Вывернуться со все нарастающим гулом из-за горизонта, сверкнув на солнце металлом! Или высунуть из-за буруна одноглазую голову на узкой длинной шее, как у морской змеи!
Вахту нес Калиновский.
Задребезжал телефон на столе мичмана Конопицина. И он услышал взволнованный голос вахтенного, такой громкий, что Гальченко с Тюриным, сидя в кубрике, слышали через перегородку все от слова до слова.
— Что ты увидел, повтори! Весло? Так! Еще что! Обломок шлюпки? Сейчас иду!
Через несколько минут, спустившись с отлогого берега, население Потаенной, за исключением несших вахту Калиновского и Тимохина, уже стояло у самого уровня воды.
Волна, будто забавляясь, то подносила к берегу, то оттаскивала обратно в море весло и кусок бортовой шлюпочной обшивки с полустершимися буквами. Еще один всплеск, и оба предмета лежали на мокром песке почти у ног связистов.
Где-то в Карском море затонуло судно. Название его на обшивке шлюпки, к сожалению, не сохранилось. Но Гальченко почему-то сразу же уверился в том, что эти весло и кусок бортовой обшивки — последняя весточка с «Сибирякова».
От волнения его начало трясти. Мысленно он увидел добрые и мужественные лица своих друзей на «Сибирякове», услышал зычные их, веселые, полнокровные голоса. Его тесно обступили матросы, а кочегар Павел торжественно, как хлеб-соль, подносил на вытянутых руках подарок — патефон и пластинку. «Вспоминай нас, сынок, — говорил он, улыбаясь. — Тебе в твоей Уединенной или Позабытой патефон нужнее, чем нам…»
Вооружившись баграми, Тюрин и Галушка тянулись к веслу и обломку шлюпки, стараясь подтащить их поближе. Но Гальченко против обыкновения не стал помогать товарищам. Повернулся и почти бегом стал подниматься к дому.
Придя в кубрик, он вытащил из-под нар патефон — подарок сибиряковцев, бережно сдул пыль с пластинки, которую всегда завертывал в чистую тряпицу, потом поставил ее на диск. В кубрике раздалось негромкое, чуть дребезжащее: «Моя серая лошадка, она рысью не бежит…»
Шестой связист Потаенной прослушал пластинку до конца… Затем рывком остановил патефон, снял пластинку с диска и кинул ее на пол.
В прошлую нашу встречу Гальченко говорил мне, что сейчас уже не сумел бы объяснить свой поступок. Но тогда чувствовал, что не может поступить иначе. Это выглядело как некий прощальный или погребальный обряд. Скромного работяги-парохода нет, значит, и «серой лошадки», двойника его, не должно быть! В общем, так попрощался Гальченко со своими погибшими друзьями-сибиряковцами.
Галушка, войдя вслед за ним в дом, увидел на полу осколки пластинки. Он не сказал ни слова, только кивнул…
3А теперь вернемся к мемуарам.
Видите, на странице двести пятой указано, что одна из подлодок, сопровождавших «Шеер», как раз та, на борту которой в качестве минного офицера находился будущий мемуарист, получила повреждения на отходе. Исправление их должно было проводиться, понятно, не в открытом море, тем более среди бела дня, при незаходящем полярном солнце. Любой, случайно очутившийся над морем в этом месте советский самолет заметил бы всплывшую подлодку и немедленно бы ее атаковал.
Для ремонта подводники облюбовали известную им по лоции бухту Потаенную. С моря она надежно закрыта косой, внутри бухты имеется причал, что в данных обстоятельствах немаловажно.
К огорчению подводников, место было уже занято. Но они находились в критическом положении. Если в Потаенной обосновался русский пост наблюдения и связи, то, значит, нужно его уничтожить — и первыми же залпами!
Связисты поста успеют передать в штаб о нападении? Не страшно! Что сделают в этом случае русские? Вызовут свою авиацию? Но от ближайшего аэродрома до Потаенной — два с половиной часа лету. А механик подлодки ручался за то, что исправит все повреждения раньше, чем за два с половиной часа. Стало быть, авиация не опасна!
После того как пост будет разгромлен с моря, подлодка беспрепятственно войдет в бухту и высадит на причал десант. Не исключено, что на развалинах поста удастся захватить ценную секретную документацию или, того лучше, «языка», что в условиях войны на море имеет первостепенное значение. Времени хватит на все, конечно, с избытком. Пока подлодку будут ремонтировать, десантная группа обследует окрестности и самолично убедится в существовании бывшего абабковского рудника и редчайшей, находящейся в твердом состоянии меди Потаенной.
