Александр Дюма - Учитель фехтования
На следующий день Петербург проснулся в трауре. Император Александр был любим, и так как никто еще не знал об отказе от престола Константина, всех тревожил грубый, взбалмошный нрав великого князя. О Николае Павловиче, как о наследнике Александра, никто в то время не помышлял.
Хотя Николаю было известно о том, что Константин отказался от трона, он подумал, что брат мог изменить свое решение и написал письмо, в котором присягал ему в верности как императору и приглашал приехать в Петербург, чтобы занять принадлежащий ему трон. Но, в то время как Михаил Павлович вез это письмо в Варшаву, от Константина Павловича прибыл из Варшавы курьер с подтверждением его отказа.
Между тем Государственный совет известил Николая Павловича, что у него имеется письмо императора Александра; которое император просил вскрыть после его смерти на чрезвычайном собрании совета. Повинуясь высочайшей воле, государственный совет вскрыл это письмо и нашел в нем отказ Константина от престола.
Этот вторичный отказ, повторенный почти через три года после первого, заставил великого князя Николая принять необходимое решение. Он издал манифест, в котором объявлял населению России, что вступает на императорский престол, переходящий к нему вследствие отказа старшего брата. На следующий день столица должна была присягнуть ему и старшему его сыну Александру.
Население Петербурга вздохнуло свободно, прочитав этот манифест: великий князь Константин слишком напоминал по характеру императора Павла и потому внушал сильное недоверие к себе. Зато на великого князя Николая, видимо, можно было положиться: это был человек холодный, суровый, с сильным, властным характером.
Между тем по городу поползли тревожные слухи. Говорили, что отречение Константина вынужденное и что он идет во главе армии на Петербург, дабы отвоевать трон у тех, кто насильственно хочет им завладеть. Передавали также, что офицеры многих полков, в том числе и Московского гвардейского, заявляли во всеуслышание, что не станут присягать Николаю, ибо признают Константина единственным законным наследником престола.
Эти толки мне довелось слышать в нескольких домах, где я побывал этим вечером. Вернувшись домой, я нашел записку от Луизы, с просьбой заехать к ней в любой, даже самый поздний час. Я тут же отправился к Луизе и нашел ее чрезвычайно встревоженной. Граф Алексей был у нее, как обычно, и, несмотря на все старания, не мог скрыть обуревающее его волнение. Луиза попыталась расспросить его: граф ни в чем не признался, но отвечал ей с той скорбной нежностью, которая прорывается у человека в роковые минуты жизни, что и подтвердило ее догадку: без всякого сомнения что-то неожиданное готовилось на завтра, и граф намеревался принять в этом участие.
Луиза вызвала меня с тем, чтобы я сходил к Алексею Анненкову. Она полагала, что со мной граф будет откровеннее и, если разговор зайдет о заговоре, умоляла сделать все возможное, чтобы убедить графа отказаться от участия в нем. Я согласился выполнить это поручение; впрочем, я уже давно разделял ее опасения, да и, кроме того, чувствовал себя бесконечно обязанным графу.
Я не застал Анненкова дома; однако слуги прекрасно знали меня, и как только я выразил желание дождаться графа, меня тотчас же провели в его спальню. Оставшись один, я огляделся и сперва ничего подозрительного не обнаружил, но потом заметил на ночном столике два двуствольных пистолета: они были заряжены. Это ничтожное обстоятельство, на которое в других условиях я не обратил бы внимания, показалось мне в данную минуту весьма подозрительным и заставило призадуматься.
Я сел в кресло и приготовился ждать графа до тех пор, пока он не вернется. Часы пробили двенадцать, час, два. Беспокойство мое уступило место усталости, и я заснул.
Около четырех часов утра я проснулся. За столом сидел граф и писал. Пистолеты лежали около него. Он был очень бледен. Едва я пошевелился, как он повернулся ко мне лицом.
– Вы спали, – сказал он, – и мне не хотелось вас будить. Вы что-то желаете сказать мне, и я догадываюсь, что именно. Я написал письмо, и, если завтра не вернусь домой, передайте его Луизе. Я думал послать это письмо завтра с моим камердинером, но предпочитаю передать его через вас.
– Стало быть, – заметил я, – мы не напрасно беспокоились. По-видимому, готовится какой-то заговор, и вы участвуете в нем?
– Тише, – сказал граф, с силой сжимая мне руку и оглядываясь по сторонам, – тише, одно неосторожное слово может погубить нас.
– О, – сказал я шепотом, – какое безумие!..
– Вы думаете, что я не знаю так же хорошо, как вы, что это безумие? Что я хоть немного надеюсь на успех? Нет! Я сознательно бросаюсь в пропасть, и даже чудо не может меня спасти. Единственное, что я могу сделать, – это закрыть глаза, чтобы не видеть глубины этой пропасти. – Но зачем же вы по доброй воле бросаетесь в нее?
– Слишком поздно идти на попятный. Скажут, что я струсил. Я дал слово товарищам и последую за ними.., хотя бы на эшафот.
– Но подумали ли вы об одном обстоятельстве, ваше сиятельство? – сказал я, сжимая его руку и глядя ему прямо в лицо. – Подумали ли вы о том, что это будет смертельным ударом для бедной Луизы?
Граф опустил голову, и на лицо его легла тень.
– Луиза будет жить, – проговорил он.
– О, вы ее не знаете! – отвечал я.
– Напротив, я говорю так, потому что знаю ее. Луиза не вправе умереть. Она должна жить для нашего ребенка.
– Бедная женщина! – вздохнул я, – я не знал, что несчастье ее так велико.
– Послушайте, – сказал граф, – я не знаю, что случится завтра или даже сегодня. Вот письмо для нее. Надеюсь, что все окончится лучше, чем мы думаем, и что весь этот шум рассеется, как дым, в котором не видно даже огня. Если действительно все обойдется, вы уничтожите письмо, в противном случае отдадите его Луизе. В этом письме я обращаюсь также к своей матери, прося ее относиться к Луизе, как к своей родной дочери. Я оставил бы ей все, что имею, но, понимаете, если я буду схвачен и осужден, то первым делом будет конфисковано все мое имущество; что касается наличных средств, у меня их почти нет: все до последнего рубля ушло на будущую республику, так что на этот счет я могу не беспокоиться. Обещаете ли вы исполнить мою просьбу?
– Клянусь вам.
– Благодарю. Теперь простимся. Постарайтесь, чтобы вас никто не заметил, когда вы будете выходить от меня, – это может вас скомпрометировать. – Право, не знаю, должен ли я оставить вас одного.
– Да, мой друг, это необходимо. Подумайте, как важно для Луизы иметь в случае несчастия поддержку в вашем лице. Вы и так уже, быть может, скомпрометировали себя из-за своих добрых отношений со мной, с Муравьевым и Трубецким. Будете же благоразумны, если не для себя, то по крайней мере для меня – прошу вас от имени Луизы.
– Ради нее я готов на все.
– Прекрасно. До свидания. Я очень утомлен и должен хоть немного отдохнуть: день мне предстоит тяжелый.
– Ну, что ж, до свидания, если вы этого желаете…
– Я требую этого.
– Будьте осторожны.
– Осторожность здесь ни при чем. Я ни в чем не властен. Прощайте. Излишне предупреждать вас, что одно неосмотрительное слово – и мы все погибнем.
– О, будьте спокойны!
Мы расцеловались.
Я ушел от него, не прибавив ничего больше, но в ту минуту, когда я намеревался затворить за собою дверь, до меня донеслись его слова:
– Поручаю вам Луизу.
Как я узнал впоследствии, участники заговора собрались в эту ночь у князя Оболенского. На этом собрании присутствовали все видные заговорщики, и было решено выступить открыто против Николая на следующий день – день принесения присяги. Существовал план посеять среди солдат сомнение в том, что Константин будто бы не отказался от престола, и взбунтовать их. Заговорщики рассчитывали на то, что Константин пользовался большой популярностью и даже любовью в армии.
Как только взбунтуется один из полков, имелось в виду отправиться с ним по казармам поднимать другие полки, а затем идти на Сенатскую площадь с барабанным боем, чтобы собрать побольше народа. Заговорщики надеялись, что при одной этой демонстрации Николай не пожелает применять силу, войдет с восставшими в переговоры и откажется от своих прав на престол. В таком случае ему собирались предложить следующие условия:
1. Собрать немедленно депутатов от всех губерний России.
2. Опубликовать от имени Сената манифест, согласно которому депутаты должны выработать новую форму правления.
3. В ожидании этого, избрать временное правительство, в котором примут также участие польские депутаты, дабы выработать меры, необходимые для сохранения единства государства.
В случае, если Николай, прежде чем принять эти условия, пожелает посоветоваться с Константином, он должен разрешить заговорщикам и восставшим полкам расположиться на зимние квартиры под Петербургом и дождаться там приезда великого князя, которому и будет представлен проект конституции, составленный Никитой Муравьевым. Если Константин (по убеждению заговорщиков, это было маловероятно) осудит восстание, от него надлежит отвернуться, если же император со своей стороны откажется от всяких переговоров, следует арестовать его со всей императорской фамилией, а дальше действовать сообразно обстоятельствам.
