Жан Лаффит - Командир Марсо
— Роз, ты спишь?
— Нет, я слушаю тебя.
— Ты, должно быть, устала. Скоро уже рассветет. Хосе постелит тебе надувной матрац в каморке, где ты недавно сидела. Ты сможешь там спокойно выспаться.
— Мне тоже надо передать тебе кое-какую информацию. Товарищи из департаментского комитета поручили мне сказать…
Теперь очередь Марсо задуматься. Сколько есть таких девушек и женщин, как она, которые под разными именами — Роз, Моника, Жильберта, Маринетта, Даниэль… — являются к тому или иному члену партии, стоящему на боевом посту, передать директиву или разъяснения, исходящие свыше. Их называют связными… Но этим названием далеко не все сказано. Их слова: «Тебя просят… Тебе предлагают… Тебе сообщают… Поручено тебе сказать…» — это не просто устная передача. Это — живое общение людей. Сопутствующая словам улыбка согревает, словно луч солнца. Их приход, как привет из мира друзей, ушедших в подполье. Их голос — это голос городов: Перигё, Бордо, Парижа… Это голос партии: департаментского, междепартаментского, Центрального комитета… Голос того, кто стоит, невидимый, у руля могучего корабля и приказывает тебе: «Держись крепче! Мы идем вперед!» Голос среди ночи. Голос того, чье имя тебе известно и дорого. Голос Бенуа Фрашона или Жака Дюкло. Голос Мориса Тореза…
Люди, спокойно спящие в своих теплых постелях, не знают лихорадочных ожиданий, терзаний и страхов, какими наполнена жизнь тех, кто борется. Но им зато неведома и огромная человеческая радость, придающая подлинный смысл жизни: радость любить и быть любимым другими — теми, с кем ты делишь все трудности и опасности, стоящие на пути к вершинам, которых никогда не достигнуть одному.
Такую именно радость испытывает сейчас Марсо. Он мысленно говорит себе: как прекрасно жить! Сколько еще предстоит сделать! Какие возможности открыты для тех, кто борется! Каких вершин можно достигнуть! Сколько прекрасного еще сулит будущее!… И, однако, сегодня ночью… если бы у него под рукой не оказалось гранаты и если бы находчивость изменила ему в решающий момент, он не был бы здесь. Он, Марсо, отвечающий за судьбу сотен людей, уже мог бы превратиться в холодный, окровавленный труп, лежащий на траве в овраге. Он мог бы никогда больше не увидеть Роз… Но он — здесь. Живой. Стоявший на краю гибели, но вышедший победителем из схватки с врагом!…
— Марсо!
— Я слушаю тебя.
Он даже не заметил, что Роз встала и отодвинула висевшую на окне занавеску.
— Взгляни, какой лес…
Нарождающийся на их глазах день окрашивает в розовые тона линию горизонта.
— Э, да вы двое не очень-то торопитесь вздремнуть, как я вижу!
Из-за двери высовывается всклокоченная голова Ролана, Он мнется на пороге.
— Заходи!
— Констан так зверски храпит, что нет никакой возможности заснуть.
— Ты слышал наш разговор?
— Немножко. Знаешь, старина, я все обдумал. Я согласен взять на себя командование первым батальоном.
VIII
Роже Беро рассматривает свой новый автомат. Его начальник, д'Артаньян, растянулся на ковре из мха и, подперев руками голову, изучает карту департамента, вырванную из почтового справочника. Немного поодаль их товарищи, расположившись на траве, делят между собой краюху хлеба и несколько сырых луковиц.
— Эх, винца бы! — мечтает вслух маленький Портос.
— Атос уже отправился с заданием на соседнюю ферму.
— Сколько раз я просил вас не шляться, — говорит д'Артаньян делано суровым тоном.
— Атос знаком с фермером. Это свой человек. Да и близко совсем…
— Несерьезно вы ко всему относитесь, вот что я вам скажу…
— Не лайся, вот он уже идет назад… С литром, ребята!
Семеро мушкетеров сидят на поросшем лесом склоне. За листвой деревьев им не видно ни дороги, ни протекающей внизу реки. Но дорога их сегодня и не интересует; взгляды семи бойцов обращены совсем в другую сторону. Перед ними кукурузное поле, ряды виноградных лоз и живая изгородь кустарника вдоль железнодорожного полотна. Немного подальше, налево, у насыпи, стоит небольшой домик. Он расположен между вокзалом и железнодорожным мостом и служит сторожевым постом для немцев, охраняющих мост. А кругом сверкают на солнце ковры зеленых трав с вкрапленными в них желтыми полосками пшеницы и полями красного клевера.
Ничто не говорит о том, что в этом месте, где мирный сельский пейзаж как бы проникает в город, вскоре должен вспыхнуть бой.
Однако мысль о предстоящем бое неотступно преследует молодого Пейроля. Но не потому, что он испытывает страх; просто он озабочен, ему хочется изведать нечто новое, нестерпимо хочется действовать. Ему кажется, что воевать куда легче, чем томиться ожиданием. Это ожидание предстоящего боя, да еще сразу же после первой стычки с врагом, служит тяжелым испытанием для его нервов. Больше всего он боится, чтобы нарастающее в нем с каждой минутой волнение не кончилось слезами. «Верно, я так нервничаю, потому что моложе всех», — думает он, глядя, как старый Пикмаль с величайшим хладнокровием отрезает себе огромные ломти хлеба. Еще накануне, когда командир группы объявил Пейролю: «На завтра нам дано боевое задание», — он загорелся нетерпением:
— Где? Снова будет засада?
— Нет. Предстоит более серьезное дело. Будет действовать весь отряд.
И действительно, утром на поляне выстроились не только все три группы отряда Жаку, но и еще три других отряда. Всего набралось сто двадцать человек, если не больше. Пайрен обратился к ним с краткой речью:
— Для участия в предстоящей операции выделено по одному отряду из каждой роты. Общее командование возложено на Ролана. В помощь ему даны Жаку и Клебер, хорошо знающие местность. Вам приказано вывести из строя бронепоезд, находящийся на станции в Мюссидане. На нашей стороне — симпатии населения, численное превосходство, преимущества внезапного нападения, наконец, подвижность наших частей. Против нас — нехватка оружия и трудности, связанные с тем, что операция будет проходить среди бела дня в черте города. Строго запрещается втягивать в боевые действия горожан, чтобы не навлечь на них репрессий со стороны врага. Точно и неуклонно исполняйте распоряжения ваших начальников, покажите образцовую дисциплину. Как только выполните задание, сразу же отходите…
Едва комиссар закончил речь, как Клебер запел «Песнь отправления»[14]. Ее сразу же подхватило множество голосов. Поль Пейроль тоже пытался подпевать; рядом с ним Роже Беро и старый Пикмаль слушали песню, стоя в положении «смирно».
Пейроль не знал, что накануне в штабе батальона разгорелся жаркий спор между Роланом и капитаном Поравалем. Ролан хотел атаковать бронепоезд с небольшой группой добровольцев, а Пораваль предлагал ввести в город все имевшиеся в их распоряжении силы. Один основывал свой план на молниеносном и смелом ударе, не заботясь о поддержке или прикрытии ударной группы, а другой считал нужным захватить перед атакой все опорные пункты в городе. В первом случае слабо прикрытой группе грозила опасность полного уничтожения, во втором — большая концентрация партизанских сил могла вызвать массированный удар противника. Спорили дольше, чем обычно, пока наконец удалось прийти к согласованному решению. Два отряда должны оставаться в боевом охранении на окраинах города; они построят баррикады у каменного моста и на путях отхода партизан. А тем временем два других отряда направятся к вокзалу. Надо было принять меры предосторожности, продумать все детали атаки и обеспечить наилучшие условия для отхода. Поравалю очень хотелось руководить операцией, и он собирался уже просить об этом Марсо, когда тот неожиданно обратился к нему:
