Иван Мызгин - Со взведенным курком
Поначалу у меня даже забрезжила надежда, что обойдется: поманежат и выпустят — я тогда еще не знал о предательстве дяди. Но безошибочное чутье подпольщика подсказало: «Нет, не случайно тебя забрали. Хорошо еще, что не успел получить у Ереминых оружие, хорошо, что не нашли при обыске браунинга». И тут у меня похолодела спина: а явки, пароли! Ведь они, хоть и зашифрованные, зашиты под подкладку моего картуза! Их найдут при мало-мальски тщательном обыске! Во что бы то ни стало уничтожить бумажку!..
Я попытался заговорить со стражниками. Сначала они отвечали неохотно и односложно, но понемножку, полегоньку втянулись в разговор.
— Чего это вы меня целой армией атаковали, словно я крепость Порт-Артур? — весело поинтересовался я. — Сколь народу, все с ружьями — и на одного! И зря, все равно скоро выпустят: не виновный я ни в чем. Ошибка вышла. На завод приехал работать, деньжат немного сколотить — хочу избу себе новую ставить.
— Да кто ж знал, что мы тебя воюем! — огрызнулся один из стражников. — Начальство нам сказало: опасный преступник против царя-отечества, всегда с оружьем ходит, без стрельбы в руки не дастся. Он, мол, из «лесных братьев», что скрываются в горах и нападают на нашего брата.
— А ты, земляк, местный, уральский?
— Нет, — отвечал стражник, — я орловский. А напарник вот, — он кивнул на другого, молчаливого стражника, — он из хохлов, «с пид Полтавы». Так, Василь?
— Эге ж, — отозвался Василь.
Больше он так ничего и не сказал, и я видел, что он нет-нет да посматривает за мною.
— Про «лесных братьев» я тоже слыхал. Но только не врут ли про них с перепугу? А в общем мне плевать, все равно к вечеру отпустят, — беззаботно повторил я.
Потом, словно со скуки, принялся осматривать свою теплую тужурку, подергал пуговицы, крепко ли пришиты.
— Ишь ты, одна вот-вот оторвется. Надо укрепить.
Я снял картуз и принялся разматывать нитку с иголки, заткнутой в подкладку. А сам одновременно неприметно подпорол подкладку, вытащил заветную бумажку. Сунуть ее в рот и проглотить было делом одной секунды.
Но стражник украинец заметил, с криком вскочил и кинулся на меня со штыком.
Слава богу, нас в дружинах учили и фехтованию и приемам защиты в рукопашном бою. Если б не эта выучка, пропорол бы меня стражник, как чучело на ученье. Но я молниеносно отклонился, схватился за винтовку и с силой дернул ее на себя и вниз. Конвоир грохнулся наземь, штык влетел с маху в щель пола и с треском переломился у самой трубки.
Стражник отшвырнул винтовку, вскочил и бросился в кулаки. Эх, и славно мы потузили друг друга! Последний удар остался за мною, противник снова свалился на пол. Тогда его товарищ, с азартом следивший за поединком, наконец, встал между нами и заявил, что, если я еще попробую сунуться, он меня пристрелит.
— А я вот скажу вашему начальству, что вы за деньги согласились помочь мне бежать и велели разыграть нападение на вас, — со злорадством произнес я, счищая с себя грязь.
Недавний противник, к моему удивлению, сел и захныкал:
— Що ж я зараз буду казаты хвельдхвебелю, коли вин прийде?
Товарищ принялся его успокаивать:
— Да брось! Все обойдется. Доложим, что он хотел выйти без спроса, а ты к нему со штыком. Он, мол, за штык так сильно дернул, что штык воткнулся в щель и сломался, Про записку мы ничего не скажем, — это уже в мою сторону, — а он не скажет, что по своей воле согласились его отпустить.
На этих условиях перемирие было достигнуто.
Украинец немного успокоился, и у нас троих вскоре даже снова возникла почти что приятельская беседа. Я узнал, что в наши места прибыло восемь вагонов со стражниками, человек по двадцать в каждом. Их разместили в Аше, Миньяре и Симе, придав каждому отряду группу конных — из отряда в шестьдесят кавалеристов, пришедшего раньше. Их задача — прочесать леса.
— А вот сегодня утром всех спешно стянули в Ашу, тебя ловить, — сказал орловец. — Ежели ты — это не ты, то кто-то здорово наше начальство опутал!
В этот миг распахнулась дверь. Явилась смена во главе с фельдфебелем, маленьким тощим мужичонкой с жестким взглядом. Орловец доложил ему о происшествии со штыком.
Фельдфебель злобно покосился на меня, я не опустил взгляда, и он, как это бывает с жестокими, но трусливыми людьми, отвел глаза в сторону и с ненавистью произнес:
— Надо бы его приколоть, да начальство не велело ни бить, ни убивать.
Караул сменился, и я остался с двумя новыми стражами. Один из них, Петров, тот самый здоровенный дядя, которого пристав посылал на завод, ухмыльнулся с этакой добродушной снисходительностью:
— Я смотрю, наших сменщиков ты уже успел уговорить: мол, тебя по ошибке взяли? Да? Эх, парень, уж меня-то не проведешь! Я ходил в контору заводскую. Правильно, приняли Гришина работать. Здорово вы все запутали! Но и мы не лыком шиты, распутали, голубок, все распутали…
— Чего ж вы распутали? — Я притворился равнодушным, но сердчишко екнуло.
— А вот чего: пошли мы с ротмистром на станцию, отозвали жену Павла Булавина, — стало быть, твою тетку…
— Никакая она мне не тетка!
— Да постой, постой! — ласково потрепал меня по плечу Петров. — «Не торопись поперед батьки в пекло». Я говорю — отозвали твою тетку: «Мол, мы у тебя в доме арестовали сейчас Ванюшку Мызгина и он сказал, что ты спрятала несколько тысяч ихних денег. Так что иди показывай, где денежки». Она плакать да причитать. «Как это, — говорит, — родной племяш, а такое на тетку валит! Ничего я про деньги и слыхом не слыхала, хоть режьте!» — Петров басовито рассмеялся. — Так-то, брат Ванюша!
Я от злости стиснул челюсти, аж зубы заболели. Но промолчал. И что я мог сказать? Попался. Теперь не падать духом!
Вечером тетке разрешили свидание со мною: видать, надеялись, что я что-нибудь сболтну. Стражники не спускали с нас глаз. Тетка принесла мне еды и все плакала, вытирая глаза большим пестрым платком. Она шепнула мне, что по всей Аше идут обыски: вроде еще кого ищут…
Только бы не нашли оружия, не взяли товарищей!..
Часу в одиннадцатом вечера снова открылась дверь, и в камеру ввалилась целая толпа: знакомый мне исправник, жандармский ротмистр, какие-то чиновники и чуть ли не взвод полицейских.
— Н-ну-с, волчонок, оказывается, ты и здесь неспокоен! Придется принять профилактические меры. — Что такое «профилактические», я, честно говоря, не знал, но сразу понял, что это какая-нибудь гадость. — Одевайся.
Я натянул свою тужурку.
— Связать ему руки.
Ремнем мне скрутили руки за спиной.
— Чтоб не сбежал, как в Златоусте! — весело пояснил исправник.
