Медж Мванги - Тени в апельсиновой роще
— Отправляйся наверх! — приказал жене Кимати.
— Пусть останется, — вмешался вожак, — она ведь тоже тут хозяйка...
— Ее в это дело не втягивай, — сурово сказал Кимати. — Грабь кассу и катись отсюда ко всем чертям!
— Грабь? — Вожак повернулся к дяде Едоку, словно бы ища у него сочувствия. — Скажи ему, старик. Мы не налетчики, и это не грабеж. Говори же!
Дядя виновато посмотрел на Кимати и выдавил из себя, едва не плача:
— Это не грабеж...
— Ну, значит, генеральная репетиция... — И снова Кимати не договорил — удар в пах заставил его замолчать. София метнулась было на выручку мужу, но дядя удержал ее.
Вожак отсчитал еще несколько купюр, сунул их в карман, и в ящике осталось одно серебро. Потом оглядел лавку и одобрительно закивал головой.
— Да тут теперь все по-новому. — Он похлопал дядю по спине. — Вот была бы обида, если сегодня ночью лавка сгорела бы дотла! Пожалуй, надо будет переписать наше соглашение, предусмотреть всякие неожиданности.
Дядя Едок не проронил ни слова. Казалось, за последние десять минут он постарел на десять лет.
Вожак обогнул прилавок и пошел к выходу, его подручные потянулись за ним. Долгое время после их ухода хозяева пребывали в оцепенении, глядя на распахнутую дверь. Наконец
Кимати с треском ее захлопнул, задвинул засовы. София начала всхлипывать.
— Все в порядке, детка, — Кимати обнял ее за плечи и повел к лестнице, ведущей наверх. — Отправляйся в постель, а нам с дядей надо кое о чем потолковать.
София оглянулась на старика: тот сидел не шелохнувшись, глядя на пустую кассу.
— Сварить тебе кофе, дядя? — предложила она.
— Свари, — ответил за старика Кимати. — Нам всем он будет теперь кстати.
София прошла в закуток. Кимати присел на прилавок и уставился на пригорюнившегося старика. Ярость закипала в нем, как пар в котле.
— И долго это продолжается? — наконец спросил он.
— Два года, — очнувшись, ответил дядя.
— Два года! — повторил Кимати в негодовании.
Кое-как уняв гнев, он предложил старику сигарету. София принесла кофе, разлила его в чашки, выставленные на прилавок. Потом протянула мужу пачку бумажных денег.
— Не злись ты на дядю, — сказала она. — Он не растерялся. Когда раздался стук, сунул мне эту пачку и велел припрятать наверху.
Она вышла, оставив мужчин наедине. Кимати пересчитал спасенные деньги — почти две третьих дневной выручки. Кимати небрежно швырнул пачку на стол.
— Два года, — повторил Кимати. — Значит, каждый месяц в течение двух лет ты отдавал свои кровные этим проходимцам!
Дядя Едок пожал плечами.
— А кто еще им платит? — спросил Кимати.
— Думаю, все хозяева заведений в округе, — сказал старик, — Не спросишь же напрямик у соседа, шантажируют его или нет!
— Надо было обратиться в полицию, — сказал Кимати.
— Нет, — старик затряс головой, — полиция тут не помощница.
— Не могу я в это поверить! Эти ублюдки — самые заурядные уголовники. Они грабят тебя и всех остальных. А ты даже не сердишься, считаешь, что так и должно быть. Завтра же отправляйся и заяви на них в участок.
Дядя изменился в лице.
— Нет, — с дрожью в голосе запричитал он, — так никто не делает. Не хватало только в полицию обращаться!
— Я сам с утра туда пойду, — решительно произнес Кимати.
— Нет, Джонни, — взмолился старик, — не навлекай на нас беду.
— А это не беда, когда тебя обирают до нитки проходимцы? Какой же смысл вкалывать, если все равно прибыль достанется каким-то ублюдкам!
— Ты ничего не понимаешь, Джонни, — отозвался на его тираду старик. — Думаешь, их раз, два и обчелся? Как бы не так! Их тьма-тьмущая. Сегодня ты видел лишь сборщика подати...
— Как его имя? — спросил Кимати.
— Откуда мне знать? В полицию идти нельзя — и точка. Были такие, кто пробовал им не подчиняться. Две лавки сгорели дотла, причины пожаров так и остались загадкой; других налеты разорили; еще нескольких бандиты изувечили. И теперь все стали шелковые — платят исправно. Эти люди не знают пощады и жалости, полиции с ними не совладать, неужто непонятно?
Кимати затряс головой.
— Я одного тебе простить не могу — почему раньше мне не сказал?
— Забыл, — бесхитростно признался старик. — Они давно не появлялись, и я уж надеялся... что они оставят меня в покое. Сколько раз мне снилось, будто этот гад со шрамом попадает в аварию и разбивается насмерть.
Кимати помешивал кофе в чашке. Он мог бы проучить одного вымогателя, но старик говорит, что их не счесть...
— Тогда какой смысл держать лавку? — спросил он, словно думая вслух. — К черту, пусть эти мерзавцы сами становятся за прилавок.
— Даже этого мы не можем, — вздохнул дядя.
— Ты хочешь сказать, что и бросить лавку нельзя?
Старик покачал головой.
— Они подожгут дом. Им известно, что это моя собственность.
— А зачем ты его купил? — Кимати грохнул кулаком по прилавку. — Если бы я только знал...
Дядя смотрел на него с надеждой на понимание. И тут Кимати словно прозрел. Он увидел дядю как бы со стороны: усталый старик, ему хочется спокойно прожить остаток дней. Дядя сдал на глазах, он выглядит старше своих лет. Его расстроила резкость Кимати даже больше, чем налет гангстеров. — Ладно, извини, — сказал Кимати. — Это я со зла.
— Иногда полезно злиться, — мрачно отозвался старик. -Ты молод, кровь у тебя горячая. Но нельзя терять голову... Только все испортишь. Ты взгляни на это иначе... Им ведь тоже есть надо.
Кимати наотрез отказывался смотреть на вещи подобным образом. Хочешь есть — работай честно!
У дяди Едока был жалкий вид, он и не помышлял о том, чтобы воспротивиться шантажу.
— Все платят, — пожимал он сутулыми плечами. — Это как рента за помещение, что-то вроде патента на торговлю... Хочешь не хочешь — плати, а уж потом думай, чем брюхо набить.
— По-твоему, вся жизнь сводится к этому: работать, есть и спать! — возмущенно воскликнул Кимати.
— А что же еще?
Кимати, перегнувшись через прилавок, заговорил горячо и страстно:
— Жизнь для того дается человеку, чтобы жить, дядя! Мы вот тут, ты, я и София... она ждет ребенка. Так что, прикажешь мне работать на этих мерзавцев? Нет, мне надо о семье думать. Есть такая вещь, как достоинство. Мы не сможем расширить дело, если не будем хоть что-нибудь откладывать.
Дядя Едок пребывал в полном замешательстве и от смущения не мог вымолвить ни слова.
— Да уж скорее всего ничего не выйдет, — выдавил он наконец. — Я надеялся, что мы сумеем провести их, ты да я... Но теперь не верю в это. Думал, найдем способ, но сегодня, когда они. ввалились в лавку, у меня словно все обмерло внутри. Я даже пожалел, что втянул тебя в эту историю. Неправильно я поступил... Извини!
