Аркадий Локерман - По медвежьему следу
С каждым днем Борис все явственнее ощущал себя человеком, который «может». И больше, чем все успехи служебные, добавило ему оптимизма и уверенности в себе Танино письмо, точнее, бандероль в килограмм весом! Таня отправила ее из Ленинграда, а следовательно, до получения письма от него. И как тут было не вспомнить о телепатии, ведь их письма оказались так сходны. Она прислала каталоги и открытки и писала о том, как часто она его вспоминает.
Все это прибавило энергии, и он, досрочно сдав экзамен, получил разрешение плыть, а точнее, лететь в таежное море.
Погрузка самолета подходила к концу, когда подошел человек и сказал, протягивая документы:
— Шеф, моя фамилия Кукушкин, я от колхоза… У меня помидоры вот-вот потекут, а северянам так нужны витамины!.. Всего двадцать ящиков, а у вас недогруз, и пилот не возражает — чтобы меньше болтало…
Борис ответил:
— Если необходимо по техническим причинам, то и я не возражаю…
— Спасибо, шеф! — Кукушкин прижал руку к сердцу, а затем взмахнул ею, как дирижер. Подкатила машина, замелькали ящики…
Вскоре приехали Пластуновы. Сергей Степанович выглядел в сапогах и штормовке помолодевшим, бодрым, но Елена Викторовна, отойдя с Борисом в сторонку, незаметно передала какие-то особо ценные пилюли, в дополнение к уже полученным.
Прощаясь так, словно разлука предстояла долгая, Пластуновы обнялись с такой нежностью, что Борис невольно подумал: «Будет ли у меня когда-нибудь так?»
Он соорудил из спальных мешков подобие кресла для Сергея Степановича у раскрытой двери пилотской кабины, где обзор был широк, и сам расположился у него за спиной.
Используя знания, уже полученные на пути в Молокановку, Борис называл хребты, над которыми летели, и бывал рад, когда Сергей Степанович, тоже поглядывая на карту, с ним соглашался.
Оба они, забыв обо всем ином, любовались — «Лучше гор могут быть только горы!» — и вспоминали то, что сохранилось в памяти об этих хребтах, начиная с тех дней, когда готовились к экзамену по курсу «Геология СССР» — одному из самых зубрежных на пути в геологи.
Летели спокойно, почти без болтанки. Вероятно, помог помидорный груз.
Когда показался вдали кряж Угрюмый, Борис, потеснив Сергея Степановича, сел с ним рядом, и они начали готовиться к тому, что в проекте шло следом за архивными розысканиями под названием: «Рекогносцировочные аэровизуальные наблюдения». К ним Борис в записной книжке дал эпиграф: «Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянье…»
Они приготовили бинокль, карандаши, раскрыли — каждый свой экземпляр — геологические карты. Предстояло то, что отображено на ней, сравнить с натурой, увидеть с птичьего полета и все приметное отметить, чтобы потом, шагая по земле, найти и изучить.
Пилот раскрыл схему, которую подготовил для него Борис, и, подняв руку, крикнул: «Начинаем!»
Борис кивнул, и самолет пошел на снижение — на исходную точку первого залета вдоль водораздела кряжа Угрюмого.
Пилот показал три пальца — высота 300 метров. Скорость он сбросил, и все же так быстро мелькали, сменяя друг друга, толщи известняка и базальта, вершина Острая и речка Чаужа, что дорога была каждая секунда.
Не глядя друг на друга, торопливо делали они на карте пометки, и оба дышали тяжело, словно бежали вместе с самолетом. Чуть передохнули, когда вышел он за пределы района и, круто развернувшись, снова пошел над Кедровым кряжем. Пилот показал два пальца и поспешил ухватить «баранку».
Дрожал, оглушительно ревя, самолет, казалось: вот-вот врежется…
Борис успел отметить на водоразделе между Чаужей и Шайтанкой ржавую полосу, когда вдруг Кукушкин вцепился в него и завопил, тараща глаза:
— Ради бога, посадите меня!
— Сажать — это не по нашей части, — прокричал ему в ухо Борис, — и сиди тихо, а то опрокинемся!
Кукушкин замер, уцепившись за веревки, крепко стянувшие его ящики.
Начался третий залет.
Когда летели над Шайтанским нагорьем, Сергей Степанович даже с места вскочил и, не опуская бинокля, крикнул Борису:
— Попроси повторить!
Пилот очень выразительным жестом показал, что горючего мало, но все же повернул назад, и Борис увидел нечто похожее на разрушенный кратер вулкана.
Сергей Степанович, очертив его на карте, написал: «Кольцевая структура» — и поставил два вопросительных знака.
У северной границы пересекли район на высоте 200 метров над рельефом, а он здесь был сильно расчленен, и еще сильнее стала болтанка. Деревья на земле, под самолетом, раскачивались, как в бурю. Борис увидел (или показалось?), что мелькнул там, удирая, медведь…
Это пересечение наглядно показало, как преобладают в рельефе пологие северные склоны — самые трудные для поисков. На них особых примет, полезных для дальнейшей работы, обнаружить не сумели, и такая навалилась усталость, что Борис обрадовался, когда кончилась эта воздушная чехарда и пошли на аэродром плавно и тихо.
Сергей Степанович прилег и закрыл глаза.
Когда благополучно прокатились по твердой земле и подрулили к аэропорту, Кукушкин воскликнул:
— Ни за что в жизни с геологами больше не полечу! — И поинтересовался: — Сколько же вам за такое платят?
— Командировочные — два рубля шестьдесят копеек в сутки, — ответил Борис с точностью, положенной лицу подотчетному.
— А всего — в месяц?
Любопытство его осталось неудовлетворенным — сквозь распахнутую дверь Борис увидел встречающих: все семейство Степанковых во главе с Матвеем Васильевичем. Он поспешил к ним, представил Сергея Степановича, обнял Витяньку, а вместе с ним и Чарли, Который явно его узнал!
Молокановка осталась в памяти серыми дощатыми тротуарами на заснеженной земле, серыми бревнами изб да голыми кустами в палисадниках. А теперь избы утопали в цветении черемухи и таволги, землю покрыл малахитовый ковер, трава пробивалась даже из щелей между досками тротуаров.
Борис знал, что северная весна щедра, но все же был поражен таким праздником природы.
Молоканов-председатель предоставил отряду одну из двух комнат поссовета для научных занятий, а для имущества — сарай, похожий на крепость.
Молоканов-милиционер выдал отряду домовую книгу, которая делала его «гуляй-город» законным в любом месте, так же как разведение огня и все прочее, необходимое для жизни.
Киномеханик Вася собрал комсомольский актив. Выслушав Сергея Степановича и Бориса, три надежных парня объявили себя добровольцами на весь сезон работы отряда.
Вера Павловна охотно взяла на себя медобеспечение.
— Я буду к вам приезжать! — заверила она Бориса.
