Лев Линьков - Большой горизонт
— А ведь Атласов не обмолвился об этом ни единым словечком,— сказал я Баулину.
— Пора бы вам уж и привыкнуть,— улыбнулся капитан 3 ранга.
— Пора,— в тон ему согласился я. Разговор происходил в штабе базы вечером, , после моего возвращения с мыса Скалистый.
— Тут все описано самым подробнейшим образом,— показал Баулин одну из газетных вырезок, наклеенных на стенде.
Вырезка изрядно пожелтела, но текст официального сообщения все же можно было прочесть.
«На одном из участков государственной границы СССР, в районе Дальнего Востока, некоторое время тому назад был задержан при попытке проникнуть на советскую территорию некто Григорьев. Пограничники задержали Григорьева в тот момент, когда он плыл к берегу в легком водолазном костюме, снабженном дыхательным аппаратом.
В ходе следствия Григорьев показал, что в 1947 году, похитив в г. Т. крупную сумму государственных денег, он бежал из СССР через южную границу. В столице одного сопредельного государства Григорьев познакомился с подданным другого государства, выдававшим себя за корреспондента американской газеты. «Корреспондент» предложил ему сотрудничать с американской разведкой.
Вскоре предатель был доставлен в Западную Германию, в один из разведывательных центров, город М., и определен в К-скую школу диверсантов.
Григорьев показал:
«В школе нас обучали шпионажу и диверсиям. Мы изучали там радиодело, топографию, тренировались в прыжках с парашютом, стрельбе. Большое место в программе обучения отводилось способам подрыва железнодорожного полотна, мостов, портовых сооружений, технике совершения диверсий на военно-промышленных объектах. Нас учили пользоваться бикфордовым шнуром, запалами, толовыми шашками, электрической подрывной машинкой. В одном из близлежащих к школе районов с нами проводили практические занятия по подрыву рельсов, труб, столбов. Офицеры-разведчики объясняли способ приготовления термита для поджога сооружений и показывали, как вызвать пожар с помощью самовоспламеняющейся массы, находящейся в небольших металлических коробках, похожих на портсигар».
После окончания обучения в Западной Германии Григорьева отправили за океан, где он, продолжая изучать радио-, авто- и стрелковое дело, приемы самбо, отрабатывал легенду, которой ему надлежало пользоваться после проникновения на советскую территорию. Завершением подготовки было трехмесячное пребывание на небольшом японском островке. Тут Григорьев тщательно знакомился с районом выброски. Его периодически вывозили на военном корабле в открытое море и спускали на воду в плавательном костюме. Он должен был самостоятельно добираться до берега, поддерживая радиосвязь с кораблем.
Задание, полученное Григорьевым, состояло в том, чтобы произвести фотографирование определенных участков побережья, попытаться завербовать двух — трех человек из числа советских граждан в качестве агентов для последующего использования их на шпионско-диверсионной работе против СССР. Григорьев должен был также добыть для иностранной разведки советские документы: паспорта, партийные, комсомольские и военные билеты.
Бдительность советских пограничников пресекла осуществление этих заданий...»
— Представляете, что бы мог натворить этот тип, не заметь его Кирьянов? — сказал капитан 3 ранга.— Конечно, его задержали бы и на берегу, но, возможно, не сразу. Лучше уж таких субчиков не допускать до берега.
— Зачем же его отправили в плавание во время затеи со ставными неводами?
— А это яснее ясного. Они специально ждали, когда начнется массовый ход лосося. Вроде бы самое лучшее отвлечение нашего внимания. Нам ведь не раз приходилось иметь дело с такими отвлекающими, совмещенными операциями.
— Словом,— произнес Баулин свое любимое словечко,— американские эсминцы не зря тогда крейсировали у острова С. И самолет их летал неспроста.
— Как же все-таки Кирьянов изловил этого субъекта?
— Кирьянов с Милешкиным,— поправил Баулин.— Видите ли, вероятно, этот субъект приустал. Во всяком случае, на большой глубине он плыть не рискнул. А выдали его ночесветки. Вы ведь слыхали о том, что море может гореть, светиться?
— Даже видел.
— Ну, тем более. Свечение — по-научному фосфоресценцию моря — вызывают мириады жгутиковых инфузорий-ночесветок, или, как их зовут рыбаки, морских свечек. Когда их заденете, они испускают голубоватый свет: кажется, что в море вспыхивают какие-то таинственные подводные огни. Плывет, к примеру, рыба или какое-нибудь судно да наконец просто волнение на море — вода начинает светиться. Волшебная картина! Эти самые ночесветки и выдали американского агента. Ну, а когда Алексей сообразил, что заморский гость с аквалангом, то сжал его гофрированную резиновую трубку, по которой поступает в маску сжатый воздух из заплечных баллонов. А Милешкин схватил субъекта за ноги.
— Можно еще вопрос? Почему именно Алексея Кирьянова назначили в тот раз с «Вихря» на катер?
— Не одного Кирьянова — и Атласова, и Милешкина. Атласов бывалый моряк, а Кирьянова мы с кавторангом Самсоновым решили испытать в настоящем деле.
— Вам показалось недостаточным испытание при встрече с «Надеждой»?
— На катере все могло получиться посложнее. Так оно и вышло... Между прочим, там произошла у него стычка с Петром Милешкиным.
— Из-за карикатуры в стенной газете?
— Карикатура — семечки. Милешкин подбивал Алексея написать вместе рапорт, чтобы их перевели с корабля на берег, что якобы им не под силу на корабле: их замучил придирками боцман Доронин. Милешкин предложил, а Кирьянов его...
— Избил?
— Избить не избил, а стукнул, видимо, основательно — не уговаривай подличать!
— Где же сейчас этот Милешкин? Что с ним?
— Уехал на «Дальстрое» вместе с Алексеем. По одному приказу демобилизовались.
Баулин сокрушенно развел руками:
— Приказ один, а люди разные! Правда, и Милешкина подшлифовала малость наша пограничная служба, но такой веры в его дальнейшую судьбу, как в Алексееву, у меня, к сожалению, нет. А значит, чего-то и я, и все мы не доглядели, не сделали...
Через растворенное окно с пирса донеслись четкие, отрывистые слова команды: «По местам стоять, со швартовых сниматься!» Сторожевики уходили в ночное дозорное крейсерство.
— Прихожу я с того собрания, где с Алексея выговора сняли, довольный, радостный: «Обратили-таки Кирьянова в нашу морскую веру!» Рассказываю все Ольге, а она смеется: «Я в Алексее никогда не сомневалась». Вечерком зашел к нам попить чайку Самсонов с супругой. Ольга и его уколола: «Кажется, вы хотели списать Кирьянова на берег, в хозкоманду?» — «Был, говорит, грех такой, был. Каюсь!»
