И Ряпасов - Неведомый город
Мисс Кэт, видя, что земля приближается к ней с неимоверной скоростью и как будто хочет раздавить своим стремлением всех путешественников, вскрикнула и в страхе закрыла глаза. Она бы упала, если б инженер не поддержал ее.
В то же мгновение аэроплан сильно тряхнуло и накренило несколько набок. С шумом заработала пара боковых пропеллеров. «Левиафан», не долетев до земли каких-нибудь 20 сажен, понесся в сторону и, как потревоженный охотником орел, стал подниматься в высь.
Испуг внучки м-ра Блома скоро прошел. Она очень мило поблагодарила инженера за его услугу. Старый ученый, узнав о случае со своей дорогой девочкой, выразил сожаление, что испытание вышло таким сильным и чуть на самом деле не закончилось катастрофой. А Руберг во всеуслышание сознался, что он перетрусил не на шутку, когда ему показалось, что падение на землю неизбежно. Только француженка, Березин и Горнов были сравнительно спокоины: они слишком верили гению творца летательной машины, чтобы беспокоиться о своей судьбе.
— А вы знаете, где мы были? — спросил м-р Блом, когда встревоженные мысли улеглись.
— Не имеем ни малейшего понятия, — ответил за всех доктор.
— Я хотел показать вам отверстие главного вентилятора, дающего воздух в горящий каменноугольный пласт, — заявил старый ученый.
— Неужели это правда?! — вскричала Кэт: — мы были над тем местом, где они, — она кивнула на русских, — чуть не погибли такой страшной смертью?
— Нет, милая, мы были не над тем проходом, — ответил старик. — Мы сейчас видели главную артерию, в которую воздух стремится с большой высоты с ужасной силой. Это самая большая воздушная пропасть, которая мне известна. Ни один аэроплан не справится с этим нисходящим течением, кроме моих. И то, вы видите, для этого понадобилось привести в действие все моторы.
— Ах, как я сильно напугалась! — выговорила Кэт, смотря благодарным взором на инженера.
— Я так ни чуточки не струсила, — уверяла француженка, — подумай сама, для чего бы мы попали туда, если бы нам грозила опасность?
— Мelle, вы рассуждаете совершенно правильно, — смеясь, прервал ее доктор, — но я про себя должен сказать, что мне в эту минуту было вовсе не до правильных умозаключений.
Все улыбнулись откровенности Руберга, а м-р Блом, входя в капитанскую рубку, предупредил, что сейчас будут спускаться. Путешественники поспешили на палубу.
Через некоторое время «Левиафан» свободно, без всяких приключений, опустился на свою площадку в горах Бломгоуза.
IX. Замыслы м-ра Блома
Жизнь обитателей таинственного города текла мирно. Русские уже освоились с привычками коренного населения Бломгоуза. Они тоже вошли в обычную колею: Руберг занялся практикой, навещая больных, Горнову нашлось дело в качестве монтера в одном из многочисленных отделов, а Березин неустанно пополнял свои знания наблюдениями в лаборатории, в машинном отделении и мастерских.
Как-то он заглянул в кабинет м-ра Блома и застал ученого за рассматриванием блестящего, фута полтора в длину, круглого предмета, очень похожего на развертку для котельных труб.
— Вот предмет, — обратился он к инженеру, — за который дорого бы дали в Европе.
— Вероятно, какое-нибудь новое ваше изобретение, — улыбнулся Николай Андреевич. — Во всяком случае, оно будет не удивительнее вашего воздушного корабля, м-р Блом.
— Что же вас особенно поразило, дорогой м-р Березин, в моих воздушных кораблях? Как вам известно из моих рассказов, мои корабли — только увеличенные аэропланы, которыми пользуются уже везде.
— Далеко нет, — ответил Березин. — Вы словом не обмолвились о самом главном — о ваших двигателях. А в них, я полагаю, и есть самый секрет существования таких кораблей.
Блом пытливо взглянул в честное лицо инженера.
— Вы, по обыкновению, остановились на самом главном, м-р Березин. Центр тяжести всей идеи именно в двигателях. Не обладай я такой силой — не было бы и кораблей…
— Дающих 3000 лошадиных сил! — докончил инженер с таким жаром, что было очевидно стремление его узнать тайну этих 3000 сил, покоривших изменчивую воздушную стихию.
— Послушайте, м-р Березин. Вы следили за последними успехами исследователей радия?
— Ну, конечно, как и весь мир.
— Следовательно, вам известно, что многие тела, разлагаясь на свои составные части, дают огромное количество энергии. Изыскания Кюри, Рамзая и других над радием открыли перед изумленным взором ученых возможность разложения не только сложных тел, но и элементов, из которых образованы эти тела. Один грамм радия выделяет в час 1,2 калории тепла. В сутки выделится уже 30 калорий, в год ю. ооо. И это лишь с одного грамма. Какую же колоссальную работу может дать килограмм того чудесного вещества, которое зовется радий?
— Но… радий так трудно получать. Он реже всякого драгоценного металла! — пробовал возразить инженер.
— Ошибка ученых, что радия нет. Он есть всюду, везде, только его надо найти.
— И вы, гениальный учитель?..
— Я нашел его. Не сам радий, как осязаемое вещество, а радиацию, т. е. излучение радия. Солнечная энергия, дающая в виде тепла или света жизнь нашей земле, разлита повсюду в многоразличных видах. Так называемые ультрафиолетовые (невидимые) лучи пронизывают всю атмосферу, всю землю, все предметы. Рентгеновские, бекерелевские радиоактивные лучи есть только видоизменения лучевой энергии. Из них самыми сильнейшими являются последние. Уже доказано, что весь воздух пронизан радиоактивностью слабой силы, т. е. активность воздуха малоуловима. Для исследователя вся задача сводилась к тому, чтобы найти способ собрать эти незначительные дозы энергии, подобно тому, как электричество собирается в аккумуляторе. Я изобрел прибор, могущий собирать огромные количества радиоактивной энергии из воздуха. Пустить же ее в дело, заставить выполнять любую работу — уже не представляло затруднений.
— А этот прибор?
— Называется радиатором. Два цилиндра, что вы видели в капитанской рубке, и есть радиаторы, находящиеся в постоянной работе.
— Так радиаторы дают вам 3000 лошадиных сил даровой энергии?!..
— И притом неиссякаемой, любезный м-р Березин, что позволяет нам держаться в воздухе необыкновенно долгое время.
— Я подозревал это, — прошептал инженер, опуская голову.
— Вы как будто недовольны успехами науки, — заметил ученый, проницательно смотря на собеседника.
— Нет, — ответил инженер, — успехи науки меня радуют, как всякого специалиста, но в то же время меня угнетает мысль, что ваша великая идея в настоящее время принесет человечеству много горя. Снова польются реки крови и принесутся в жертву Молоху войны целые гекатомбы человеческих жизней.
