Джоан Друэтт - Остров затерянных душ
В тот вечер Масгрейв сел за свой письменный стол с учащенно бьющимся сердцем. Вот как он сам это описывает: «Я испытывал что-то наподобие того, как будто собирался написать любовное письмо». Прошло ровно четыре месяца с тех пор, как «Графтон» покинул Сидней, и он знал, что по нему пролито за это время немало горьких слез. Встретится ли он снова со своей дорогой половиной? «О том известно одним Небесам», – пишет Масгрейв. Эти думы лишали капитана рассудка, и он признавался, что чувствует себя так, будто его изнутри пожирает огонь. «Я пытаюсь отогнать от себя эти печальные чувства тем, что занимаю себя работой как можно больше, но это совершенно не помогает».
В это время он в первый раз мимоходом упоминает некое психическое расстройство, которым страдал в прошлом. «Я чувствовал то же самое раньше, но только в связи с одним особым случаем, и это было довольно давно, – пишет он и продолжает с болью: – Лишь надежда, что я снова смогу быть полезным своей семье, поддерживает если не мое здоровье вообще, то мой дух точно. Несмотря ни на что, я постоянно молюсь, чтобы Господь поскорее избавил меня от несчастий, которые я претерпеваю».
Его непрерывно терзала мысль о том, что его семья в Сиднее, возможно, живет впроголодь, тогда как он мог не беспокоиться о собственном пропитании, зная, что сможет добыть пищи вдосталь на острове Восьмерка еще какое-то время.
Масгрейв совершил следующую вылазку на остров в пятницу, 18 марта, оставив Джорджа, чья очередь была готовить пищу и управляться по хозяйству, в Эпигуайтте, а с собой взяв Райналя, Алика и Энри. Райналь, который раньше здесь не был, с интересом осмотрел островок. Среди зарослей кустарника он обнаружил следы небольшого старого лагеря, оставленного, по всей видимости, китобоями. Судя по глубокой яме в торфе на том месте, где у них горел костер, они провели здесь не менее двух недель. Помимо того, что находка давала надежду на то, что корабль китобоев может однажды вернуться, Райналь, к огромной своей радости, подобрал оставленный предыдущими посетителями небольшой, покрытый ржавчиной напильник.
Сунув это сокровище в карман, он вернулся к остальным, занятым главным делом – поисками морских львов. Ориентируясь на крики самок, созывающих своих детенышей, они вышли на берег на краю острова, где обнаружили большое стадо кормящих своих малышей матерей. Среди них лежал старый самец. «Видимо, то был хозяин этих окрестностей, который умиротворенно взирал на веселящееся вокруг него юное поколение, – вычурно пишет об этом Райналь. – Он был похож на почтенного отца семейства, довольного своими резвящимися малыми детьми».
Этот секач поистине был древним: «Распахивая свою огромную пасть от зевоты, он демонстрировал почти беззубые челюсти, лишь несколько черных пеньков кое-где торчали из его десен».
Однако не прошло и нескольких секунд, как пришельцы с тревогой осознали, что, несмотря на свои преклонные годы, этот патриарх по-прежнему ответственно исполняет свои обязанности господина гарема. Почуяв чужаков, он приподнялся на ластах и «исторг из глубин своей широкой груди мощное долгое рычание, привлекшее к себе внимание всех самок и вселившее тревогу во всю группу».
Как обычно, пока самки мчались к воде, мужчины ринулись в охваченное паникой стадо и одним махом убили семь детенышей. Затем, как сообщает Райналь, Масгрейв, Алик и он, отдав свои дубинки Энри, схватили по две жертвы каждый, а Энри свободной рукой забрал оставшуюся. Утаскивая добычу, они прямиком побежали к своей лодке, свалили в нее туши и оттолкнулись от берега.
К их ужасу, случилось нечто такое, чего никогда не бывало раньше. Самки стали ожесточенно преследовать лодку в сопровождении своего «патриарха». В воде они передвигались с пугающей быстротой. Некоторые приблизились настолько, что принялись хватать лопасти весел клыками, и тогда мужчинам пришлось судорожно выдергивать весла из их пастей. Одна самка то и дело пыталась забраться в лодку, выпрыгивая из воды и окатывая их фонтанами брызг, пока Райналь с перепугу не выпустил в нее два заряда. Она камнем пошла ко дну, что обычно случалось, когда тюленей убивали в воде, а остальные наконец прекратили преследование. Однако охотники натерпелись страха. Дрожа, они гребли к Эпигуайтту, и ужас их был так велик, что старого секача они окрестили Королем.
В остальном экспедиция оказалась успешной. Теперь у них было вдоволь мяса, в действительности гораздо больше, чем они могли съесть прежде, чем оно пропадет.
«Поэтому мы решили засолить хотя бы половину», – пишет Райналь.
Для этого им пришлось пожертвовать частью своего запаса соли.
«Из этих семи тюленей четырех разделали и кусками сложили в пустую бочку, пересыпая слоями соли. Через несколько дней, когда они как следует пропитались солью, мы подвесили их к балкам под крышей внутри нашего дома».
Их вид вселял уверенность. По словам Масгрейва, их страхи «утихали, когда мы бросали взгляд на запас мяса, подвешенный в нашем доме». К сожалению, они не нашли способа заготовить корневища Stilbocarpa и были вынуждены выходить на их сбор по мере необходимости.
Обнаруженные ими следы предыдущих посетителей острова Восьмерка тоже воодушевляли их.
«Вне всякого сомнения, они охотились на тюленей, так как мы нашли несколько кирпичей, которые они, по всей видимости, использовали в кладке печи для вытапливания ворвани, – повествует Масгрейв. – Мы обнаружили две палатки, и, судя по состоянию земли в том месте, где у них был костер, я полагаю, что они пробыли там около недели». Хотя и невозможно было определить, сколько времени прошло с тех пор, как они покинули лагерь, капитан признавался: «Я рад видеть даже такое свидетельство посещения острова кораблями».
Находясь в столь приподнятом настроении, он решил, что пора уже им проведать их знак на полуострове Масгрейва, так что следующим погожим утром они спустили лодку на воду и пошли в том направлении. По пути мужчины удили рыбу, но каждый раз, когда им что-нибудь попадалось на крючок, собравшиеся вокруг лодки морские львы хватали их улов прежде, чем они успевали поднять его на борт. Как выяснили отшельники, морские львы быстро соображали, что к чему.
Пробираясь в бурунах прибоя, лавируя между камнями с качающимися в волнах ламинариями, они подошли к краю полуострова, и тут им открылась обескураживающая картина: флагшток, который они поднимали с таким трудом, уныло покосился, и, хуже того, самого флага не было вовсе. По всей вероятности, его сорвал лютый порыв ветра. Бутылка с тщательно составленной запиской каталась по земле. Как только безотрадный факт, что их знак не мог сообщить ровным счетом ничего ни об их обстоятельствах, ни об их местонахождении возможным спасателям, дошел до их сознания, налетела очередная буря с северо-востока. Согнувшись под сильными потоками ливня и брызгами, которые поднимал ветер, мужчины налегали на весла. Позже Масгрейв писал: «Мы гребли что было сил, настолько быстро, насколько могли тремя веслами и одним маленьким кормовым, которым действовал я, чтобы поскорее пересечь гавань».
