Владимир Тучков - Скованные одной целью
Танцор с огромным трудом обошел его по короткой дуге, не причинив хрену с горы ни малейшего физического ущерба.
– Не тех ловишь, кретин! – сказал Танцор, мелко дергаясь правым веком.
– Ну, и чего ты добилась? – спросил Танцор, остановившись и закурив.
– Как это чего? – изумилась Стрелка, которой не только не восхищались, но, похоже, даже наоборот. – Нейрохирургу пальчики важней, чем пианисту. Теперь он только истопником сможет работать. Вот и всё.
– Что всё? – простонал Танцор.
– А то! – разозлилась Стрелка. – То, что он теперь уже не будет людей увечить!
– Хорошо, но там же ещё один хирург остался. Мы что, руки ему будем отпиливать?
– Конечно, можно, – словно пиранья, улыбнулась Стрелка. – Но не обязательно. Этот только ноги может отрезать. А без вживленных чипов им делать калек нет никакого смысла.
В общем, Стрелка была вполне довольна содеянным. Сильно радовалась. И не хотела понять, что теперь ситуация резко осложнилась. В конторе теперь поднимут тревогу. Это во-первых.
Во-вторых, всё станет известно Хозяину. Который может повести себя как угодно. Самый нежелательный вариант – если он насмерть перепугается и обрубит все концы.
– Ты понимаешь, – наконец прервал тягостное раздумье Танцор, – что Хозяин может уйти в тину. И тогда его уже не достать. Почувствует, что его обкладывают, и ляжет на дно.
– Привет! Что, бросит эту свою контору? Всё оборудование, да? Людей? Так? – сказала Стрелка с такой интонацией, словно имеет дело со слабоумным.
– Это при его доходах раз плюнуть. Совсем в другом месте новую контору откроет. И совсем других людей наберет. Почему, думаешь, он этим сущие гроши платит?
– Жадный.
– Нет, голуба. Просто он ими не дорожит. Понимает, что эта контора, в этом месте, бесконечно долго работать не сможет. Подозреваю, что у него есть и план уничтожения… Может, там даже всё на хрен заминировано.
Стрелка задумалась. Ровно через минуту ответ был готов.
– Раз так, то это лучше тебя знает их менеджер, Вильнев. И он будет скрывать от Хозяина потерю нейрохирурга. Будет делать вид, что всё идет нормально. А сам будет искать нового хирурга.
– Так у Хозяина в руках программа, которая всё отслеживает.
– Вильнев вдолбит Евграфову, чтобы тот занялся подтасовками. В конце концов за неделю они не так уж и много инвалидов делали. Сколько, ты говоришь, на них уже работает бомжей?
– Йорик сказал, что больше трех тысяч.
– Ну вот, на общем фоне это будет совершенно незаметно. Так что поехали домой. – Стрелка загасила в пепельнице сигарету. – Теперь надо как можно скорее вычислить этого упыря Хозяина.
Танцор тоже загасил сигарету. И повернул ключ зажигания, Никакой реакции не последовало.
– Ну, вот оно – отличие народной марки от БМВ!
Зло ударил по приборной панели. Завыл стартер, двигатель зачихал и начал набирать обороты.
– Но, залетный! – воскликнул Танцор, вспомнив конюха Егорыча.
АППЛЕТ 21.
КОЗЛАМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ
Бомж Илюха лежал на операционном столе. И дожидался, когда два матерых хирурга резко изменят и его тело, и дальнейшую судьбу. Точнее, дожидалось лишь тело. Сознание же в это время было где-то очень далеко. Потому что Илюхе дали общий наркоз. Так было спокойней и пациенту, и хирургам.
Сестра уже все приготовила, разложив на столике необходимые для первичной обработки инструменты. Главным инструментом, была, конечно же, французская электрическая пила.
Желудько, облаченный в зеленый халат, тщательно мыл руки. Руки, которые его кормили вот уже двадцать лет.
Правда, десять лет назад произошел сбой. Желудько, как и прежде, самозабвенно трудился в травматологии двадцать пятой больницы, но деньги в стране кончились. Не для всех, конечно. Некоторые ловкачи начали грести бабки буквально лопатами. Кончились же они для врачей, инженеров, рабочих, ученых… Короче, для всех тех, кого питал госбюджет.
И семья Желудько начала стремительно нищать. Это было и досадно, и обидно, и рождало в душе злость буквально ко всем окружающим. И прежде всего к пациентам. Нет, в связи с внутренним озверением он, конечно, никого сознательно не искалечил. И уж тем более не послал на тот свет. Хотя мысли о таком вымещении злости посещали его нередко.
Однако через два года постыдного нищенствования в жизни Желудько произошел резкий поворот к лучшему. Он буквально вытащил из рук смерти человека с проникающим ранением легких и печени.
Человек оказался порядочным. И отблагодарил своего благодетеля не только банальным коньяком и пачкой стремительно дешевевших денег. Человек, фамилия которого была Вильнев, предложил Желудько место хирурга в частной клинике, которую он собирался открывать в самое ближайшее время.
Узнав, что платить будут четыреста долларов в месяц, Желудько, ни секунды ни колеблясь, тут же согласился. И действительно, Вильнев сдержал свое обещание. Ровно через два месяца вконец униженный государственным здравоохранением хирург приступил к своим обязанностям в клинике, которая называлась весьма претенциозно – «Геракл».
В ту пору состоятельных людей было не так уж и много. Но всё же они были. Поэтому Желудько, не особенно надрываясь, делая в неделю две-три несложные полостные операции, получал обещанные деньги.
Правда, года через три, когда в частной медицине появилась ожесточенная конкуренция, дела у Вильнева по шли похуже. Вначале зарплата Желудько опустилась до трехсот долларов, а через некоторое время достигла и критического двухсотдолларового уровня.
Однако это по-прежнему было больше того, что высококлассные хирурги получали в городских больницах. Желудько же светилом не был. Поэтому, не ропща, продолжал делать свое не особо обременительное дело. Жена была относительно сыта и не страдала от невозможности съездить в Анталью. Сын-старшеклассник также не был избалован и благодаря правильному воспитанию довольствовался духовными ценностями.
Однако, как пел Высоцкий, терпенью машины бывает предел, и время его истекло. Вильневу в конце концов пришлось закрыть убыточное предприятие. Причем персоналу при прощании наряду со словами благодарности было сказано следующее: «Да, друзья мои! Наступают страшные времена! Времена, когда честная работа, служение долгу и человечеству становится не только невыгодным, но и невозможным делом! Хам торжествует победу! И я, увы, умываю руки! Я всего лишь человек».
Однако Желудько, Мовсесяну и двум хирургическим медсестрам тут же была предложена новая работа совсем в другом месте. И на гораздо более выгодных условиях. Желудько был положен оклад в полторы тысячи долларов, который позволял и поездки в Анталью, и другие современные формы достойного проведения досуга.
