Кирилл Еськов - Баллады о Боре-Робингуде: Из России – с приветом
45
Небольшой аэродром у Кольцевой дороги. Двое работяг из наземной обслуги наблюдают, заслоняясь от солнца, завораживающую картину: под зависшим на малой высоте, на манер стрекозы, оранжевым вертолетом на неразличимых отсюда выкидных тросах выделывают черт его знает какие пируэты шесть или семь фигурок в ярких комбинезонах.
– Во дают, а?! – восхищенно резюмирует один.
– Спецы, – степенно соглашается второй.
– А чего они снимают?
– В каком смысле – чего?
– Ну – кино, или клип?
– А хрен их поймет. Я так думаю, что клип: это у рекламщиков и попсовиков бабок немеряно, а киношники сейчас лапу сосут. А эти вертушку вчера арендовали на две недели вперед, типа – «Заверните в бумажку и перевяжите ленточкой!»
Вертолет меж тем не торопясь опускается на край летного поля, рядом с ангарами. Операторы выгружают в подруливший автобус свою технику, каскадеры в ярких комбезах столпились чуть поодаль, получая какой-то финальный инструктаж у режиссера. Свои шлемы с пластиковыми забралами каскадеры держат, прижав к груди, на манер средневековых рыцарей, и теперь вполне уже можно разглядеть их лица: это – не кто иные, как бойцы из Робингудовой группы захвата…
46
Один из Робингудовых бойцов сосредоточенно шагает с Нового Арбата в сторону метро – похоже, считая при этом шаги. Оставив за спиною ресторан «Прага», а по левую руку – кинотеатр «Художественный», он достигает входа на станцию «Арбатская» «голубой», Филевской, ветки – забавного мини-мавзолея, испеченного по форме незабвенного школьного кекса по 16 копеек – и бросает взгляд на часы. Вторично он сверяется с часами уже спустившись в метро, когда к перрону подходит поезд – похоже на хронометраж…
Станция «Арбатская-голубая» – одна из самых пустынных в московском метро: несмотря на теснейшую близость к центру, народу на ней почти не бывает, поскольку весь, как нынче выражаются, «пассажиропоток» идет через соседнюю «Арбатскую-синюю», Измайловской ветки. Собственно говоря, зачем вообще понадобилось строить этот «внутриколечный» довесок «голубой» ветки (от «Киевской» до «Александровского сада»), полностью дублирующий уже существовавшие на тогда «синие» станции «Арбатская» и «Смоленская» – совершеннейшая загадка; тут уж, как говорится, «что выросло – то выросло». Были смутные слухи, будто подо всем этим расточительством есть некие глубокие резоны, якобы это имеет отношению к системе секретного, «правительственного», метро – но уж чего не знаем, того не знаем (когда заходит речь об этом самом «параллельном метро», у меня лично сразу возникает в голове что-нибудь вроде: «Станция „Ходынское поле“; выход к вокзалу „Аэродром правительственной эвакуации“. Следующая станция – „Библиотека имени Ивана Грозного“. Отойдите от края платформы! и не держите двери!»).
Может, в час пик тут и повеселее, но сейчас, в три часа дня – почти полное безлюдье; создается впечатление, что единственные обитатели станции это машинисты: именно здесь, на «Арбатской», происходит смена поездных бригад Филевской линии. Пока Робингудов боец стоит на перроне (а теперь вполне уже очевидно, что он засекает интервалы между поездами), он видит, как из служебного помещения под декоративной лестницей, напротив двери которого как раз и тормозит первый вагон, появляются машинист с помощником; поездная бригада подъехавшего поезда, обменявшись с ними приветствиями, уступает свое место в кабине, а сама отправляется передохнуть в комнатки под лестницей, и перрон вновь пустеет. Пронаблюдав эту процедуру четырежды, боец устанавливает, что в этот час интервал движения составляет четыре минуты плюс-минус секунды; что и требовалось. Дождавшись следующего поезда в сторону Филей, он заходит в вагон, вновь сверившись с часами.
«Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – Смоленская».
47
Робингуд выключает видеомагнитофон и извлекает кассету. Его собеседник – рыжебородый крепыш, сидящий в кресле перед телевизором – выглядит несколько ошарашенным.
– М-да… Это что – оперативная съемка?
– Это – хроника, которую снимал в Чечне Элтон Миллидж. Точнее, та ее часть, что не может быть показана в Европе.
– Да уж, в Европе это вряд ли покажут. Хорошенькое впечатление это произвело бы на избирателей-мусульман, а их там нынче уже за четверть… Ладно, господин… Борисов, да? – давайте к делу. Чего вы хотите взамен?
– Чтоб ваше издание опубликовало некий материал, естественно…
– Джинса? компромат? – деловито интересуется крепыш.
– Если в таких терминах, то скорее компромат. Некий комментарий о подоплеке позавчерашних событий на 4-ом километре Южного шоссе.
Крепыш некоторое время разглядывает носки своих башмаков.
– В России нет цензуры, господин Борисов, – осторожно подбирая слова, сообщает он. – Но у этой страны есть определенные национальные интересы, и нам намекнули – вы даже представить себе не можете, с каких высот, – что муссировать инцидент на 4-ом километре – сейчас не в интересах Державы. Мне очень жаль…
– Впервые слышу, господин Максимов, что развитие наркобизнеса входит в число наших национальных приоритетов, – хмыкает Робингуд. – Позиция высот мне понятна, но ваша-то, как редактора?..
– Сложный вопрос…
– Господин Максимов! У вашего издания твердая «просвещенно-патриотическая» репутация; вы нынче «в струе», и вам сойдет с рук многое из того, за что других сотрут в порошок, – с этими словами Робингуд как бы взвешивает на ладони Миллиджеву видеокассету. – Решайте…
– Материал, который вы хотите опубликовать… – редактор внезапно подымает на собеседника глаза. – Там – правда?
– До последней запятой, – твердо отвечает Робингуд. – Слово офицера.
– Ладно. Так тому и быть…
48
Робингуд – в жилище среднеазиатских гастарбайтеров, по сравнению с которым советская заводская общага семейного типа показалось бы скромным коттеджем представителя американского мидл-класса. Хозяин – средних лет кореец с печатью смертельной усталости на лице – отослал куда-то жену с троими детьми теперь угощает гостя зеленым чаем с лепешкой, похоже, последней в доме.
– Профессор Ким, вы – один из авторитетнейших лидеров тюркестанской демократической оппозиции, крупный ученый…
– Был, – горько улыбается кореец. – И оппозиционером, и ученым… Это всё в прошлой жизни. А в этой я – землекоп, укладчик асфальта, носильщик на вещевой ярмарке… весьма полезно в плане жизненного опыта, но в моем возрасте уже несколько утомительно.
– Скажите, господин Ким, в плане последних событий – и в Москве, и в Тюркбашиабаде – не хотели бы вы разок выступить в прежнем качестве?