Густав Эмар - Морские титаны
— О-о! Если предчувствие не обманывает меня, я думаю, мы выйдем этим путем.
— Я тоже так думаю! — весело вскричал Олоне, потирая руки.
— Сеньоры, — сказал Хосе, — позвольте вам заметить, что ночь на исходе и пора бы уже отдохнуть.
— Очень приятно! — засмеялся Олоне. — Хосе лелеет нас, как нежных молоденьких девушек, даже посылает нас спать, прости Господи!
— На рассвете капитан Лоран должен быть уже в дороге.
— Правда… Еще последний стаканчик — и доброй ночи! Вот уж я со своими людьми поскучаю весь завтрашний день.
— Позвольте мне дать вам совет, капитан.
— Еще бы, друг Хосе, — все ваши советы превосходны!
— Вы, наверное, заметили, когда шли сюда, поленницу в двадцати шагах от входа?
— Разумеется, заметил, и что же из этого?
— Послушайте меня и велите каждому из ваших людей обтесать и заострить с одного конца по пятнадцать кольев толщиной с руку и длиной футов в десять. Таким образом у нас окажется четыре тысячи пятьсот кольев, которые в данную минуту могут нам очень даже пригодиться.
— Понимаю вашу мысль и нахожу ее отличной… только не на спине же прикажете людям тащить с собой эти колья?
— Зачем же? Чего не в состоянии сделать люди, то могут вьючные животные. Завтра вечером сюда приведут двадцать мулов, чтобы перевезти колья, куда вы скажете.
— Если так, то мы все сделаем в лучшем виде! Работа эта простая, и мои молодцы, по крайней мере, с пользой проведут день.
Олоне налил всем вина, взял в руки свой стакан и поднял его.
— За успех нашей экспедиции и предстоящей операции! — провозгласил он.
Другие подхватили тост, чокнулись стаканами и осушили их до дна.
— До свидания, брат, завтра увидимся, — сказал Олоне, протягивая Лорану руку.
Потом он пожал руку Мигелю Баску и Хосе.
— Доброй ночи, брат, — ответили флибустьеры.
— Ах! — спохватился вдруг Олоне. — Мне же надо расставить несколько часовых.
— Не трудитесь, капитан, — возразил индеец с веселой улыбкой, — я уже поставил своих.
— Раз так, я пошел спать.
Перекинувшись с товарищами еще несколькими словами, Олоне закутался в свой плащ и растянулся на соломе. Лоран со своими спутниками покинул залу вслед за проводником.
Не успели они затворить за собой дверь, как уже Олоне храпел напропалую.
Возвращались тем же путем, что и пришли. После бесконечных поворотов — теперь уже в обратную сторону — флибустьеры добрались наконец до верхнего этажа асиенды.
Они вернулись в занимаемую ими комнату ровно после трех часов отсутствия.
Все в комнате находилось в том же виде, как они оставили, никто не пытался проникнуть сюда в их отсутствие.
— Вы позволите мне войти к вам на минуту? — спросил Хосе. — Признаться, я не прочь перевести дух.
— Входите, входите, мой друг, меня вовсе не клонит ко сну. Если вы хотите, мы можем побеседовать.
— Решено, зайду.
Индеец вошел в комнату и сел, но проход в стене оставил открытым.
— Что это ты? — спросил Лоран у Мигеля, который также сел у стены.
— Как видите, сажусь поджидать, когда вам наконец-то заблагорассудится лечь.
— Ты с ума сошел, старый дружище, никакой надобности в тебе у меня сейчас нет. Да ты посмотри, у тебя же глаза слипаются!
— Говоря по правде, смерть как спать хочется. Я сознаюсь в этом без зазрения совести.
— Иди ложись, старина, завтра тебе надо быть бодрым и свежим, как розан.
— Вы не рассердитесь на меня?
— В уме ли ты? Ступай, говорю, и возьми с собой бедного мальчика, ведь он спит стоя, точно цапля.
— Ей-Богу, вы просто из железа сделаны! Вас ничем не сломить.
— Полно, ты шутишь! Я пятнадцатью годами моложе тебя, вот и вся штука! Ступай ложись, дружище, и выспись хорошенько. Спокойной ночи!
— Что ж, если вы позволяете, я пойду. За мной, мальчуган! И флибустьер увел Юлиана, который давно уже клевал носом, в смежную комнату, где для них были приготовлены две кровати.
Спустя несколько минут громкий храп удостоверил Лорана, что его товарищи на всех парусах плыли к пленительной и цветистой стране грез.
Тогда он обратился к индейцу.
— Теперь я весь к вашим услугам, любезный друг, — сказал он. — Говорите, я готов выслушать, что вы хотите мне сообщить.
— Почему вы думаете, что я хочу сообщить вас что-то?
— Я хитрая лисица, вождь, меня трудно провести. Такой человек, как вы, ничего не делает без повода; когда же ему приходится искать предлог, он всегда находит самый невероятный из всех.
— Вы, стало быть, не верите в мою усталость, как мне казалось, весьма естественную?
— Нисколько, как не чувствую ни малейшей усталости и сам. Мигель сказал правду, а он знаток по этой части: мы с вами железные, ничто не может нас сломить.
— Видно, от вас действительно ничего не скроешь.
— Наконец-то вы это поняли, и, надеюсь, в будущем у нас с вами не возникнет недоразумений… Говорите же, чего вы от меня хотите?
— Увести вас с собой.
— Далеко?
— Всего на несколько шагов отсюда.
— Значит, в этом же доме?
— Даже на этом же этаже.
— К кому вы меня ведете?
— Я дал слово не говорить вам этого.
— Черт возьми! Какая-то тайна!
— Да, если хотите.
— Можете ли вы мне сказать, по крайней мере, к мужчине я должен идти или к даме?
— Не исключено, что вы встретитесь с дамой, хотя поведу я вас к мужчине.
— Гм! Вы сильно возбуждаете мое любопытство. Можете ли вы хоть намекнуть на причину такого позднего посещения?
— Ни в коем случае.
— А почему, любезный друг?
— Потому что сам этого не знаю.
— Однако какие-то заключения для себя вы, вероятно, уже сделали? — заметил Лоран с тонкой улыбкой.
— Ровно никаких, капитан.
— Но это невозможно!
— Однако это так.
— И вы ничего не знаете?
— Решительно ничего, честное слово.
— Я верю вам, друг мой, но что же все-таки случилось?
— Обстоятельство самое незначительное: лицо, о котором идет речь, просило меня привести вас к нему; это лицо из числа тех немногих, которым я ни в чем не могу отказать. Итак, я дал слово, вот и все.
— Странно.
— Я должен прибавить, что получил приказание, как только введу вас, тотчас уйти и ждать снаружи в потайном коридоре.
— Ничего не понимаю.
— Да и я не больше вашего, но за одно поручусь.
— А именно?
— Что вы не подвергаетесь никакой опасности.
— Уж не думаете ли вы, любезный друг, что я подозреваю вас в намерении поймать меня в ловушку?
— Нет, я не то хотел сказать.
— Что же тогда?
— Я убедился, что против вас не замышляется ничего дурного.
— Да какое мне дело, хоть бы и замышлялось! — вскричал Лоран, гордо вскинув голову. — Разве я не в силах защищаться?
