Юсуп Хаидов - На семи дорогах
Сначала Байхан погнал коня через густые заросли кустарников, растущих на солонцах, в сторону песков. Цель у него была одна — замести следы и как можно быстрее исчезнуть из поля зрения басмачей.
Байхан преодолел песчаный бугор и вышел к заячь-ей тропе. Здесь ему казалось, можно было себя чувство вать уже в относительной безопасности.
Внезапно в трех—четырех шагах от него кто-то вскочил с места и стал громко браниться:
— Несчастный вор! Как ты посмел оседлать моего коня?
Это был Менджак, пришедший сюда за бугор по своим утренним делам.
От неожиданности Байхан почувствовал себя так, словно его ударили обухом по голове. Однако увидев, что Менджак один и что он безоружен, Байхан быстро пришел в себя и резко, с насмешкой ответил:
— Эй, Менджак! Если ты еще не ослеп, полюбуйся на своего коня в последний раз.
— Эге, тебе, по-моему, жизнь надоела! — прошипел Менджак и захотел ухватить коня за поводья. Однако Байхан, дав шпоры, отъехал в сторону на несколько метров.
— Теперь жди своей очереди, Менджак, — сказал Байхан. — Только за то, что ты убил старика-дровосека и его брата, твою шкуру набьют соломой и сделают из тебя чучело.
С этими словами Байхан, хлестнув коня нагайкой, исчез среди кустарников.
Менджак, растеряв по дороге сапоги, надетые на босу ногу, задыхаясь, прибежал в кош и завопил так, что мигом разбудил всех спящих.
— Вставайте, беспечные трусы! Вставайте! Несчастье обрушилось на наши головы.
— Что случилось, Менджак?... — спросил кто-то, приподняв тяжелую после сна голову.
— Живо поднимайтесь! — еще громче завопил Менджак. — Байхан продался красным властям. Он уехал на моем коне.
Живо организовали погоню, которую возглавил Мея-джак. Долго рыскали по окрестностям, наугад стреляли, однако настичь беглеца так и не удалось.
— Когда они вернулись в кош, их встретил Джомарг-бай, лицо которого было мрачнее тучи.
— Джигиты, дело плохо, — процедил он сквозь зубы. — Упустив человека из своего отряда, мы подвергаем себя большой опасности.
Всадники понурили головы.
— Он может выдать нас, — продолжал Джомарт-бай. — Не завтра, так послезавтра власти схватят нас за горло. — Необходимы решительные действия. Что вы посоветуете?
Менджак выступил вперед.
— Бай-ага, не торопитесь! — сказал он. — У меня есть план. Чтобы привести его в исполнение, мне необходимо съездить на склад боеприпасов.
— Зачем?
— Туда отправился один человек, у которого очень чесался язык. Я для начала должен заставить проглотить его собственный язык, — произнеся эти слова, Менджак наклонился к баю и что-то тихо прошептал ему на ухо.
Бай заколебался.
— Ты что, всех всадников собираешься забрать с собой? — спросил он подозрительно.
— Нет, пока я съезжу один. Столько всадников не смогут остаться незамеченными в открытой местности.
— А потом?
— Когда вернусь, посоветуемся, как действовать дальше, — произнес Менджак.
* * *
Западная сторона горной гряды Койтена имела собственное название — Балакан. Это был огромный горный массив.
Пики гор Балакана были довольно высоки. Если же смотреть на них снизу, они казались игрушечными и, чудилось, могут обрушиться от прикосновения птицы.
Вечнозеленые арчи, выросшие наперекор ветрам, стояли, прижавшись друг к другу, на крутых вершинах, и глядели вниз, на проплывающие облака, иногда прорезаемыми молниями и раздираемыми оглушительным громом.
Подножие Балаканских гор было сплошь покрыто зарослями, сквозь которые не проберешься.
Люди, обитающие неподалеку от Балакана, утверждали, что в зарослях дикой полыни, покрывающей нижние склоны гор, водятся гремучие змеи, а повыше рыщут барсы, голодный рев которых время от времени можно услышать.
Добраться до тайного склада боеприпасов было непросто. Для этого нужно было сначала добраться до самой высокой точки Балаканских гор, а затем снова спуститься.
Если посмотреть сверху на тайник с боеприпасами, то он напоминал огромный глиняный кувшин. Тайник был замаскирован зарослями арчи, каменным деревом, другой растительностью, характерной для гор.
На дне впадины был родничок, вода в нем была прохладной даже в самые жаркие дни. Брызги воды постоянно падали на близлежащие камни, которые от этого всегда сохраняли влажность.
Во впадине, вырытой родничком, лежал, перекрывая ее, огромный гранит. Время от времени его осторожно сдвигали в сторону, и тогда открывалась темная дыра, в которую можно было забраться, полусогнувшись.
Басмачи здесь давно, неизвестно точно, с какого времени, хранили боеприпасы.
Тайник охраняли три человека. Главного звали Ча« ры Верзила, ему пошел пятидесятый год. Другим двум было где-то между тридцатью и сорока.
Чары Верзила отличался железным здоровьем и силой, за что, собственно, и получил свое прозвище.
Чары был родственником Чоллека со стороны матери. Чоллек назначил его главным сторожем тайника боеприпасов, мотивируя свой выбор тем, что Чары, при всей своей физической силе, отличался нерешительностью, даже робостью характера.
Поясняя свою мысль, Чоллек сказал Менджаку:
— Чары — самый настоящий сторож, лучшего сторожа сам аллах не придумает. Если рядом раздадутся выстрелы, он и думать не посмеет о побеге. Значит, ему останется только обороняться до последнего.
— Он и подчиненных своих никуда не выпустит! — добавил со смехом Менджак.
— Точно, — согласился Чоллек.
Чары Верзила, кроме громадной силы, был наделен от природы богатым волосяным покровом. Лицо было сплошь покрыто волосами, а грудь его напоминала спину сытого холощенного козла. Видимо, поэтому Чары не боялся ни комаров, ни грозных ос. Никакой комар не мог пробиться сквозь дебри его растительности.
Любимым занятием Чары Верзилы было сидеть, прислонившись к камню, служившему дверью в тай-ник. Камень закреплялся секретным замком.
Чары вытаскивал из ножен кинжал, внимательно рассматривал его, словно видел впервые, вертел так и этак, клал на свои огрубевшие ладони, похожие на верблюжью подошву.
Кинжал и впрямь был необычным: рукоятка была искусно вырезана из кости. Верзиле он достался в прошлом году.
Судя по всему, кинжал сделали недавно. Ширина лезвия равнялась примерно расстоянию между указательным пальцем и мизинцем, а основу составляла сталь высокой марки.
Чары Верзила, все время осторожно и искусно затачивал кинжал, доводил его до остроты парикмахерского лезвия.
Поточив кинжал о гранит, он затем проверял остроту лезвия на собственной бороде и усах.
Поскольку эти испытания остроты лезвия носили постоянный характер, Чары Верзила никогда не нуждался в услугах парикмахера, которого и отыскать здесь, в горах, было бы мудрено. Правда, голова, борода и усы были всегда подстрижены неровно, что придавало Чары Верзиле смешной вид.
