Игорь Козлов - Искатель. 1982. Выпуск №6
— Значит, вы все-таки любите приключения? — рассеянно спросил Александр Синяев, укладывая щетку на место. Невидимые лапы захватов приподняли неподвижный уже механизм и спрятали в стену. Даже сейчас, в сложенном состоянии, рубка корабля Маб была почти такой же просторной, как тамбур. Александр Синяев скользнул взглядом по стене, скрывшей механизм от их глаз, повернулся и зашагал к пульту управления. Бабич догнал его.
— Кто же их не любит? — сказал он. — Поймите, я десять лет был штурманом дальнего следования. В детстве такая работа казалась мне чуть ли не верхом романтики. Я ошибался. Теперь я иногда завидую ученым из группы Толейко. Они где-то высаживаются, что-то исследуют. Хотя и это рутина, все планеты похожи. Но мы — просто извозчики. Космос, как вы знаете, пуст. А появление вашей капсулы приоткрывало дверь в новые, захватывающие миры.
— Почему же пуст? — начал Александр Синяев, но Бабич прервал его.
— Подождите. Ведь вы… Сначала я вам не поверил — ни единому слову. Версия об аварии — это для Толейко. Плюс ваша капсула — люди таких не делают. Потом, я просматривал справочник, — он говорил торопливо, будто боялся, что не успеет. — Я отыскал вашу фамилию. Двое, муж и жена, пропали без вести очень много лет назад. При невыясненных обстоятельствах. Это случилось слишком давно. Следовательно…
Их взгляды встретились через двойное стекло шлемов. Бабич запнулся, но продолжал:
— Потом я забыл это чувство. Мне стало обидно, что вы не захотели меня взять. Но теперь оно вернулось. Я не знаю, кто вы такой. Я не знаю, откуда вы появились. Из будущего, из параллельного мира, откуда-нибудь еще. В любом случае я счастлив, что дверь приоткрылась. И если бы я мог хоть раз взглянуть туда, где я вас подобрал…
— Бросьте, Николай, — сказал Александр Синяев. — Вы сами знаете, там никого не было. Главное — ваше предчувствие. Из будущего поступает непрерывный поток информации, но немногие, и очень редко, могут его принимать…
— Родина творчества — будущее, — процитировал Бабич. — Оттуда доносится ветер богов слова… Это Велимир Хлебников, русский поэт двадцатого века…
Некоторое время они шагали молча, пока не остановились около пульта управления. Бабич рассматривал его с восхищением. В нём проснулся профессионал.
— Как все сложно! — воскликнул он наконец.
— Наоборот. Их космонавты предпочитали максимально простые решения.
— И вы знаете, как им пользоваться?
— Мне известны далеко не все функции этого многоцелевого устройства, — признался Александр Синяев. — Но кое-что я умею. Что вас конкретно интересует?
Угадать ответ не представляло труда.
— Ну, видимо, навигационные задачи. Я же все-таки штурман…
— Нет ничего проще, — сказал Александр Синяев.
Он коснулся крохотной сферы, приклеенной к лицевой стене над сиреневой полосой привода экстренной связи. Стена вместе с пультом немедленно отодвинулась от людей, пол ушел из-под ног, и помещение рубки приняло форму громадного шара. Они находились на равном удалении от всех стен, висели в воздухе, хотя у Александра Синяева оставалось четкое ощущение, что они стоят на полу, привязанные к нему магнитными подошвами. Стены рубки окутал мрак. Предмет, к которому прикоснулся Александр Синяев, раздулся, став глобусом метрового диаметра. Он лежал в воздухе перед ними, в геометрическом центре помещения. От него отделилась короткая сверкающая игла.
— Вы рисуете здесь какой-нибудь звездный пейзаж…
Александр Синяев прошелся иглой по поверхности глобуса.
На стенах рубки, против точек, к которым он прикасался, загорались звезды. Он ограничился сотней покрупнее и кое-где пририсовал пятнышки туманностей. Бабич молча следил за этими манипуляциями.
— Я набрал небо района, куда мы собираемся переместиться, — объяснил Александр Синяев. — Теперь следует сделать так.
Он ударил по глобусу ребром ладони, активируя двигательную систему. Рука отскочила, как от мяча, а глобус уже слабо пульсировал, и светлые точки на его поверхности медленно гасли. И так же медленно тускнел рисунок созвездий на черных стенах рубки.
— Вот и все, — сказал Александр Синяев. — Как видите, очень просто.
— Где мы теперь находимся?
— На прежнем месте. В двух мегаметрах от «Земляники».
Бабич выглядел разочарованным.
— Почему?
— Такого неба нет, — объяснил Александр Синяев. — По крайней мере, на Млечном Пути.
Бабич молчал. В его глазах была просьба. Отказать было невозможно. Александр Синяев передал ему иглу.
— Тренируйтесь. Может быть, пригодится.
Раза четыре Бабич ткнул глобус, регулируя силу нажима. После удара шар каждый раз начинал пульсировать, и небо над ними гасло — жуткое, дикое небо с одной заблудшей звездой.
Потом Бабич начал старательно выкалывать звездный небосвод. Александр Синяев сразу его узнал. Это было то самое небо — разумеется, слегка искаженное.
Бабич ударил по шару, тот запульсировал, и звезды на стенах рубки снова медленно потускнели.
Бабич посмотрел вопросительно.
— Что я сделал неправильно?
— Небо, — объяснил Александр Синяев. — Все было естественно.
Бабич был там всего один раз, очень недолго, и неправильно передал рисунок созвездия Четырех Воинов. Кроме того, у него дрожала рука, и некоторые звезды получились переменными.
— Попробуйте еще, — предложил Александр Синяев. Бабич быстро заработал иглой. Когда он дошел до Четырех Воинов, Александр Синяев остановил его:
— А как же все-таки ваши товарищи? Как руководство?..
Бабич отрицательно покачал головой. Тогда Александр Синяев молча скорректировал его руку, пририсовал сверху диск Дилавэра и ударил по шару ребром ладони.
Глава 4. МЕСТО РАБОТЫ
Глобус не шелохнулся. Звезды стали ярче. Кроме тех, которые были на стенах рубки, засветились мириады более слабых. Под ногами вспыхнул ослепительный диск Лагора, и крошечное пятнышко Дилавэра приобрело голубоватый оттенок.
Бабич оглядывал стены рубки, превратившиеся в окна обзора.
— А можно приблизиться к планете?
— Конечно.
Александр Синяев наметил окружность вокруг пятна Дилавэра. Удар — и оно вросло в раздвинутые границы.
Бабич взял иглу из рук Александра Синяева. Планета падала к ним, как купол парашютиста. Потом остановилась, закрыв небосвод, превратилась в пятнистую крышу. Облака громоздились над ними, как опрокинутые торосы. На дне прозрачных провалов синело зеркало океана.
Александр Синяев отобрал у Бабича сверкающую иглу и вложил ее на место, в висящий перед ними глобус. Он немедленно съежился, и рубка приняла первоначальный вид.
