Юрий Карчевский - Схватка с чудовищами
— Я — честный человек. Мой идеал — гуманизм.
— Председателя городского совета Красавина вы убили тоже из гуманных соображений?
— Да не убивал я его. Не убивал, понимаете?!
— Убить человека могли, а как отвечать за совершенное преступление, так в кусты!
— Можете мне поверить, гражданин лейтенант.
Буслаев почувствовал, как от этих слов бандита в нем пробудился еще больший гнев к нему. Что это, заговорила «революционная совесть»?.. Но надо быть сдержанным. Он приоткрыл дверь. В комнату вошел Гриша Красавин.
— Знакомы?
— Очная ставка… — Бандит побледнел. — Впервые вижу!
— Гриша, узнаешь этого человека?
— Как же, узнаю. Это он застрелил моего батю.
— Что ты еще знаешь о нем?
— Мальчишка бредит, — постарался опередить его Архаров.
— Нет, узнаю! — решительно заявил Григорий. — С ним было еще двое: один с рыжей бородой, другой с усиками под фюрера. Он ругал папу за то, что тот взял на себя руководство городской властью. А этот выстрелил в него трижды из пистолета. — По лицу Гриши пробежали слезинки. — А когда отец рухнул на пол, они все трое бежали. Забрали поросенка, которого мы всей семьей откармливали к Пасхе. Подожгли курятник.
— Что скажете на это, Архаров?
— У мальчишки больное воображение, — заерзал тот на табурете.
— Я в здравом уме, товарищ лейтенант! И никакой он не Архаров, а сам Краковский. Роттенфюрер СС. У гитлеровцев командовал карательным отрядом. Я помню его в форме и без бороды. Я был тогда связным между партизанами и подпольем.
— Спасибо, Гриша. Можешь быть свободен, — сказал Буслаев.
Гриша взглянул на него.
— Товарищ лейтенант, я хочу стать осодмильцем, чтобы отомстить за отца, — произнес он по-мальчишески робко, боясь, видимо, что ему откажут в просьбе. — Не смотрите, что я ростом не вышел. Мне уже шестнадцать лет.
Буслаев провел ладонью по волосам Гриши.
— Иди, паренек. Потом подойдешь к младшему лейтенанту Лиханову. Осодмилом, как и милицией, он командует. А я замолвлю словцо за тебя.
Окрыленный Красавин-младший боевито зашагал к двери.
Так вот он какой, разглядывая Краковского, подумал Буслаев. Говорят, на ловца и зверь бежит. В памяти всплыли материалы розыскного дела. Поверив в непобедимость вермахта, возвращаясь с очередного разведзадания, младший лейтенант Красной Армии Йозеф Краковский, по другим данным — Кракович Яцек, убил командира группы, освободив тем самым захваченного в качестве «языка» майора немецкой армии, добровольно сдался врагу на милость. До войны, судя по материалам того же дела, он состоял в нелегальной антипатриотической группе, ставившей своей целью восстановление в России монархического строя. Надеялся, что это будет гитлеровцами зачтено ему в актив и они примут его с распростертыми объятиями. А дальше… Дальше, пересидит войну в плену. А завершится она, останется на Западе, заведет выгодное дело, станет миллионером. Но гитлеровцы с его планами не посчитались. Потребовали подтверждения своей лояльности и даже преданности Великой Германии и ее фюреру делом. Служба абвера сделала его своим агентом, и он доносил на советских военнопленных — своих соплеменников, — об их настроениях и намерениях, о тех, кто замышляет совершить побег. Создав из таких же, как он, изменников и предателей карательную роту, Краковского включили в нее и бросили на борьбу с партизанами. Как отличившемуся особой жестокостью, ему присвоили звание роттенфюрера СС, наградили «Железным крестом». А когда командир был сражен партизанской пулей, поставили во главе той же роты. Расстреливал патриотов, сжигал деревни, жители которых поддерживали партизан.
— Итак, гуманист Краковский, — строго взглянул на него лейтенант. — А разве не ваш девиз — «Выживет в войне только жестокий»?
— Девиз? — Краковский вспомнил эти свои слова, произносимые им обычно перед строем карателей, но решил не признавать этого. — Мало ли что вам могли наговорить на меня.
— К вашей службе у немцев мы еще вернемся, Краковский.
Если минутой раньше Краковский лишь догадывался, то теперь окончательно понял, что Буслаеву известно о нем немало, если он знает даже отдельные его изречения. Решил: тактика поведения на следствии должна быть четкой: увести следователя в сторону, запутать, а при первой же возможности бежать.
— Назовите, кто, как и вы, сотрудничал с немецкой Службой безопасности, а теперь находится в вашей банде? — не отступал Буслаев.
— Все-таки решили, что «лесными братьями» командую я…
— Я располагаю экземпляром приказа Хейфица на этот счет.
— Странно… Решили взять на выдумку?
— Вы не ответили на мой вопрос, Краковский.
— Я могу ошибиться и оговорить людей.
— Допустим. Мы еще вернемся и к этим вопросам. Но хотел бы предупредить: ложь, сокрытие фактов лишь усугубляют ваше положение и усиливают ответственность перед законом.
Буслаев хорошо помнил приказ генерала Петрова — быть беспощадным к бандитам и никому не доверять, не верить.
Вызвав Сергея, рослого и сильного осодмильца, Буслаев поручил ему охранять задержанного.
— Малейшая попытка к бегству — стреляй по ногам, — предупредил его.
— У меня не забалует, — ответил Сергей и скомандовал: — А ну, сядь, как положено арестованному! Ишь, развалился.
Первые минуты они сидели друг против друга, приглядываясь и оценивая один другого.
— За сколько продался? — нарушил тишину Краковский.
— Продаются врагу, — ответил Сергей. Всмотревшись, удивился: — Никак сам господин Йозеф Краковский?!
— Что, чернявый и ухо рваное?
— Наконец-то мы встретились…
— Так если бы за чаркой водки или кружкой пива…
— Выпить ты мастак. Я помню и другое: как ты расстреливал за водокачкой рабочих железнодорожных мастерских. И только за то, что люди отказывались работать на оккупантов.
— Люди… — зло усмехнулся Краковский.
— А брата моего повесил за то, что он боролся против оккупантов на своей земле.
— Жаль, что и тебя, щенка, не прикончил…
Попробовав рукой печь и обнаружив, что она горячая, Сергей придвинулся к ней, чтобы согреться. Краковский внимательно разглядывал интерьер комнаты. Изучающе поглядывал на окно. Извлек из кармана кисет с табаком и курительную бумагу, повертел в руках и убрал.
— Кто же тебе, палачу, ухо рассек? — поинтересовался Сергей. — Не иначе, как партизаны, когда ты устраивал на них засады.
— Лейтенант приказал охранять меня, вот и неси службу! А право допрашивать оставь за ним, — ушел от ответа Краковский.
