Фернандо Гамбоа - Черный Город
— Ку алаве манин! — крикнул воин собравшимся вокруг нас людям увещевательным тоном. — Ку алаве!
Толпа в ответ слегка подалась назад, женщины взяли своих маленьких детей на руки, и я при свете костров заметил, что все эти люди стали смотреть на нас уже не с любопытством, а с настороженностью.
Пляшущее пламя костров, разведенных в различных местах этой поляны, освещало все вокруг таким причудливым светом, что невольно возникало ощущение, будто мне все это снится и утром, когда я проснусь, исчезнет. Почти все обитатели деревни шли толпой слева и справа от нас, образуя своего рода подвижный коридор. Они шушукались и бросали на нас настороженные взгляды, однако, понукаемые окриками и толчками воинов, держались от нас на некотором расстоянии.
Наконец мы подошли к входу в малоку и увидели, что сооружение охраняется двумя украсившими себя перьями стражниками. Каждый из них держал в одной руке копье, а в другой — факел. Как только мы приблизились, они скрестили копья, преграждая нам дорогу.
Гомон, поднявшийся среди обитателей деревни с того самого момента, как мы здесь появились, вдруг резко стих, и вместо него воцарилось напряженное молчание, нарушаемое только потрескиванием горящих факелов. Я повернулся к профессору и Кассандре и вопросительно посмотрел на них, но они пожали плечами в знак того, что и сами не понимают, что сейчас происходит.
Туземцы, кстати, не только замолчали, но и замерли, став похожими на безжизненные статуи, и даже маленькая собачка, которая только что носилась туда-сюда и тявкала, встала как вкопанная и не издавала больше ни звука — как будто это было уже не живое существо, а всего лишь чучело. Я подумал, что подожду еще минутку, а потом попытаюсь у кого-нибудь спросить, что сейчас, собственно, происходит, как вдруг из темного проема, ведущего в хижину и похожего на огромное горло, послышался мрачный и усталый голос: кто-то внутри хижины произнес несколько непонятных мне слов.
Стражники тут же убрали свои копья, преграждавшие нам путь, и расступились, а воины, довольно бесцеремонно пнув меня и Кассандру с профессором в спину, завели нас внутрь малоки. Едва мы оказались в малоке, раздался все тот же мрачный голос, и воины заставили нас остановиться.
В этой громадной хижине не было даже маленького костерка, который освещал бы ее изнутри, а потому здесь было намного темнее, чем снаружи. Мне уже даже начали действовать на нервы и воцарившаяся тишина, и эта непонятная церемония.
— Привет! — сказал я в пустоту. — Здесь кто-нибудь есть?
— Улисс… — услышал я увещевающий голос Кассандры. — Имей немножечко терпения.
— Так они, похоже, оставили нас здесь одних и теперь хихикают там, снаружи, над нами.
Я протянул было руку к своему налобному фонарику, намереваясь его зажечь, но тут внезапно в нескольких метрах от меня вспыхнула маленькая искорка. Секунду спустя эта искорка превратилась в огонек, огонек — в костер, и при свете пламени этого костра мы увидели очень пожилого туземца, сидевшего на полу и смотревшего на нас с суровым выражением лица.
— Ве алекэ ла ба малока, — сказал он тем мрачным голосом, который мы уже слышали раньше, — ану ла мере кала, ми ароа канэ ха… Вана!
Я, конечно же, не понял ни единого слова из того, что только что услышал, и, судя по напряженному молчанию профессора и Кассандры, ничего не поняли и они.
Но тут перед нашим взором предстал новый персонаж, появившийся откуда-то из-за спины старика. Это был молодой мужчина, немного выше ростом, чем остальные туземцы, и с более светлой кожей, однако прежде всего его отличали от всех них необычные голубые глаза, которые на его лице цвета меди невольно привлекали к себе внимание. Кроме того, его одежда представляла собой не набедренную повязку, а старые спортивные шорты. Красная полоса на лбу у него, правда, имелась, но зато, в отличие от остальных мужчин этой деревни, у него не было ни нательных рисунков, ни украшений в виде перьев на голове.
— Я быть Иак, а он быть nosso[19], шаман и великий вождь Менгке… — сказал молодой мужчина на ломаном испанском языке, показывая сначала на себя, а затем на старика, — и мы приветствовать вы в наш деревня…
— Спасибо, — поспешил ответить профессор. — Мы тоже очень…
Иак не дал ему договорить, прервав его энергичным жестом.
— Но вы не мочь находиться здесь, — заявил он, а затем, показав рукой в сторону выхода, добавил: — Менгке говорить, что вы нужно уходить из nossa[20] деревня. Сейчас.
17
Уж чего-чего, а такого я от этих туземцев никак не ожидал.
Слегка опешили от такого «гостеприимства» и профессор с Кассандрой. Касси, впрочем, первая пришла в себя и спросила:
— А почему?
Иак с почтительным видом наклонился к старику и перевел ему этот вопрос.
Старик произнес несколько непонятных нам фраз, которые он, однако, сопроводил весьма выразительными жестами: сначала поочередно показал рукой на нас троих, затем показал на себя самого и, наконец, положив себе ладонь на грудь, высунул язык и наклонил голову в сторону.
— Vocês[21] — прóклятые, — стал переводить его слова Иак. — Если branco[22] человек оставаться в деревня, мы умирать.
Я с ошеломленным видом повернулся к своим спутникам и спросил:
— Он и вправду сказал такую ерунду или мне послышалось?
— Насколько я его понял, — ответил профессор, удивляясь не меньше меня, — мы — прóклятые и если останемся в деревне, то их всех убьем.
— Что за чушь! — вспылил я. Повернувшись затем к переводчику, я уже более спокойно сказал: — Скажите шаману, что мы не прóклятые, что мы не собираемся никого убивать и что…
— Ану ароа манья! — нетерпеливо перебил меня старик. — Та уарэ ме илае ла алекэ ану!
— Менгке говорить, что все brancos[23] приносить enfermidade[24]. Если вы оставаться, мы тоже заболеть и умирать.
— А-а, теперь я понимаю, — заявила Кассандра. — Они хотят сказать — и они, кстати, правы, — что мы, белые люди, являемся переносчиками болезней, которые могут оказаться для них смертельными. И если мы останемся здесь, они рискуют заразиться…
— Минуточку! — перебил Кассандру профессор. — Он имеет в виду болезни, которые белые люди заносили сюда из Европы в эпоху конкистадоров? Но ведь с тех пор прошло уже несколько столетий!
— Да, прошло, но ситуация почти не изменилась. У тех племен, которые не контактируют с белыми людьми, еще не выработался иммунитет от многих инфекционных заболеваний, которые ходят-бродят по остальному миру. Даже самый обычный насморк может привести к гибели аж половины этой деревни.
