Сергей Гомонов - Душехранитель
— Хорошо. Ты везуч и отчаян, — улыбнулся полководец. — Уходи прочь. И еще… Верни мне меч, с которым ты прошел так много. В том числе — собственную смерть от его лезвия.
— Он у твоего стражника, — сбрасывая доспехи и оставаясь в одном тонком балахоне, который тут же подвязал на талии обычной веревкой из конского волоса, ответил бывший воин.
— Теперь послушай напоследок… — устало сникнув, вымолвил полководец Тессетен: столько тысячелетий убьют волю в любом. — Послушай, мой бывший воин, Фирэ. Ты — часть «куарт» Коорэ, моего сына, сына истинного, не расколотого Ала и истинной его попутчицы Танрэй. Ты — Сердце Коорэ, как я — Сердце Ала, понимаешь? Ты тогда родился на Оритане, в Эйсетти, через год после нашей свадьбы с Ормоной. Ты должен был стать нашим с нею сыном… по судьбе. Но судьба молчит, когда хаос дробит сознание, и ты родился в другой семье. Как может дать жизнь Ормона, если она — воплощенная Смерть, Разрушитель, живущий в каждом человеке? Мы все пытались что-то изменить, но делали только хуже и хуже. Теперь уходи. Убирайся! Да поможет тебе память о нашей погибшей родине, сынок.
— Варо Оритан! Да будет «куарт» твой наконец един, Тессетен, — прошептал Фирэ и откинул полог.
Перед ним расстилалась пустыня, от горизонта до горизонта. Юноша побежал прочь.
Правитель вышел вслед за ним и «раздвоенным» — женским и мужским — голосом кликнул стражу:
— Почему же вы не гонитесь за дезертиром?! Мне нужно его сердце! Ну, и голова в придачу… — с ухмылкой добавил он.
Беглец спасался от погони. Если его догонят, то отнимут главное — Память. Впереди, словно оазис для умирающего скитальца по пустыне, мерцал храм Бессмертной Птицы. Именно — мерцал: пот заливал глаза Фирэ и выедал их пуще горючих слез, а раскаленный воздух разрывал грудь точно ржавыми крючьями.
А войско Черного Горизонта, хромоногого воителя, Тессетена огненными саламандрами нагоняло его.
Юноша в последнем рывке, обожженный самой прыткой ящерицей, нырнул меж двух колонн храма в неизвестность. И огненная волна отхлынула.
Он очутился возле храмового бассейна. Какие-то люди окружили его. Их было много, и беглец не смог сосчитать их количество. Они стали вначале называть свои имена, потом спросили его. Он ответил, что Фирэ.
— Так ты Коорэ! — с улыбкой радостного узнавания сказал некто, и в нем бывший воин признал Атембизе, которого последний раз видел дикарем Ишваром на Рэйсатру.
— Где Учитель? Где Душа Ала? — в нетерпении спросил Фирэ. — Мне многое нужно сказать ему… ей!
— Нам всем нужно сказать ему многое, — ответили юноше. — Мы ждем его прихода…
— Его Восхождения?
— Нет, нет. Его объединения. И теперь у него и у нее своя битва, мы уже не в силах помочь им чем-либо.
И тут Фирэ увидел стоящую возле барельефа быка златовласую женщину в синей одежде. Он тотчас подошел к ней, упал на колени и прижался лбом к ее руке. Она опустила голову и грустно усмехнулась:
— Тринадцатый… Самый непокорный, самый противоречивый, самый любимый… И… так похожий на него…
— Прости меня, Танрэй… — прошептали губы Фирэ, а сам он согревался в солнечных волнах, идущих от нее. Согревался впервые за много тысяч лет.
Танрэй провела рукой по его темным волосам:
— Чтобы найти свою Попутчицу, тебе нужно покинуть небытие. Так иди! Иди, и вернетесь вы вместе. Если будет, куда возвращаться…
— Будет! — крикнул Фирэ, вскакивая на ноги.
— Будет! — добавил он и растаял за колоннами храма.
ВТОРАЯ РЕАЛЬНОСТЬ. ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ ИЮЛЯ. МЮНХЕН
Андрей не перестал еще видеть медленно растворяющиеся в воздухе колонны храма, когда разум его уже уловил звуки из другого пространства.
Рядом стояла толстозадая медсестрица и вопрошала, в состоянии ли он принять посетителей. Серапионов тут же поднялся, и слабой болью напомнил о себе некогда перебитый хребет. Андрей почти привык к тому, что садиться нельзя, и поэтому занял свое любимое место у окна. Стоя, разумеется, стоя…
Отсюда была прекрасно видна «его» беседка. Ему почему-то захотелось добавить — «счастливая беседка».
— Угадай, кто? — в палату, чуть приотворив дверь, заглянул Рушинский и скроил презабавную мину. — Гостей ждешь?
— А как же! Добрый день, — Андрея радовала любая возможность поговорить на родном языке, хотя после своего отчетливо запомнившегося сна он точно знал, что русский ему вовсе не родной…
— Заходьте, барышня! — Виктор Николаевич кхекнул, посторонился и пропустил в помещение свою старшую дочь. — Вот, мамулю поехала проведывать, да как про тебя услышала — ни в какую уезжать. Пока, грит, Андрюшу не увижу — в машину не сяду!
— Па, ну что ты выдумы… — она осеклась.
Рушинский повел плечами, пожал Андрею руку и отошел в сторонку, выкладывая из кейса обещанные книги.
Ольга смотрела на Серапионова лучистыми голубыми, словно родниковая вода в солнечный день, глазами. В первый момент Андрею подумалось, что она очень сильно похожа на одну известную русскую актрису. На Ирину Алферову. Которая, кстати, тоже родом из Новосибирска, как и Оля. Но не это потрясло Андрея. Не то, что она стала необыкновенной красавицей за прошедшие годы. Теперь он восполнил многое из того, что растряс, разбросал за свой долгий путь. Перед ним стояла сама Саэти, которую он не увидел, не разглядел в тот Новый Год, удрученный своими — сейчас он уже мог с уверенностью сказать: мелочными — проблемами. И снова едва не упустил главное.
Серапионов остолбенел, не сводя глаз со своей вновь обретенной Попутчицы. Не могла сойти с места и сама Ольга, словно загипнотизированная взглядом едва знакомого и в то же время отчего-то невероятно близкого человека.
— «Трудна судьба у девушки по имени Мечта, но если найдет она в себе силы преодолеть препятствия, то светел будет ее удел, как Солнце»… Здравствуй, Саэти! — прошептал Андрей-Фирэ, лишь краем глаза улавливая, что Виктор Николаевич, покачав головой, тихонько удаляется и прикрывает за собой двери…
ВНЕ РЕАЛЬНОСТИ. НИКОГДА. РОСТАУ
…И вскочили на своих коней вынырнувшие из гневливых вод Великого Хапи противники — Сетх и Хор. Лязгнули их мечи, и вихрем занесло скакуна Хора.
Исет уже не смотрела на них. Ее чуткое сердце и без того подсказывало, что было, что есть и — отныне — что будет. Новое зрение открылось вдове Усира. Соколицей парила душа ее над полем боя.
Кони разнесли соперников в противоположные стороны острова. Неотрывно взирали Нетеру на Поединок.
