Виктор Смирнов - Кто пятый?
Через несколько минут, переодевшись, Анданов вышел к проводникам, чтобы напомнить о своем присутствии и заодно достать соды.
Зверюга!.. Хитрый, беспощадный хищник, в последнюю минуту обнаруживший свое трусливое обличье. Фашист. Затаившийся в моем маленьком городке, надевший маску добропорядочного служаки, он продолжал нести в себе заряд смерти.
— Ну, ты не волнуйся, Чернов, — говорит Помилуйко и осторожно берет у меня протоколы.
— А Шабашников? — спрашиваю я.
Помилуйко багровеет, чешет затылок.
— Да, Шабашников нас чуть не подвел, — говорит он. — Зачем взял вину? Чуть не запутал.
Нет, его ничем не проймешь.
— Маленький город, — говорю я.
Помилуйко пожимает плечами. Он не понимает, что я имею в виду. Маленький город... Слухи, которые распространяются с быстротой правительственных депеш и принимают характер достоверности. Шабашников — «убийца, вор». Он уже был отмечен клеймом, и, как ему казалось, на всю жизнь. Он хотел избавиться от позора и решил, что это можно сделать, лишь смирившись с ним.
— Ну, дело прошлое, — говорит Помилуйко. Он не любит переживать задним числом. — Выздоравливай, я тут постараюсь все довести до кондиции. Приедут ведь оттуда.
Большой палец снова описывает дугу.
Он уходит, попрощавшись поднятой ладонью, как триумфатор. Комаровский остается.
— Тут записка от Николая Семеновича.
«Паша! Врачи разрешили общаться с миром, но говорят, что с работой придется пока проститься. Ничего, повоюем... Я все узнал от Комаровского. Ты действительно поступил, как мальчишка, в этом Помилуйко прав. Но знаешь — я рад. Спокойствие и мудрость, все, что мы называем опытом, придут неизбежно, но сердце — сердце дается человеку от рождения, и тут я неисправимый идеалист...»
— И еще звонила Самарина. Спрашивала — можно ей прийти?
Лицо у Комаровского добродушно-хитрое, все понимающее. «Дядя Степа», он тут в Колодине все секреты знает. Недаром первая его служба началась на посту при базаре.
— Спасибо, Борис Михайлович, — говорю я. — Скажите — пусть приходит. Обязательно. Я буду ждать...
