Сергей Давыдов - Путаный след
Село осталось далеко позади, за березовой рощей.
— Куда мы? — всхлипывая, спросила жена.
— Черт его знает куда! — остановился Шашкин. — Куда подальше от этих мест. Прощайся, может, всю жизнь их не увидишь!
Ночная мгла стала подаваться — сереть. Близилось утро.
— Пошли давай, — грубо окрикнул Шашкин. — С дороги-то надо сходить. Да и в деревни пока заходить нечего. Тут меня все знают! Ну, да ладно! Зато — жив! Пусть теперь Калина идёт боронить. Калинушка-малинушка… ха-ха-ха. Стой, куда! — заорал он, видя, что жена сперва остановилась, а потом метнулась назад. — Куда, дура… где ты… — он побежал за ней. — Эй, Ласточка, убью! Стой!
Её платок белел впереди.
— Убью! — Он знал, что она не сможет долго бежать. — Ага! — зарычал он, видя, что догоняет.
Она замерла, потом упала на дорогу как подкошенная.
— Не пойду, не пойду, не пойду… а-а-а! — ревела она. — Куды мне с тобой… дом-то один брошен. Не пойду…
В два прыжка он настиг её и принялся бить ногами.
— Не могу, — рыдала она под его ударами, — не брошу… дом… не брошу…
— Ах ты… ах! — Он бил и бил жену. — Не пойдёшь, так подыхай, подыхай!
Она скоро перестала шевелиться, стихла.
— Что, — задыхаясь от злобы, выговорил он, — пойдёшь, да? Доносить бежала… Молчишь, ах, молчишь, так вот тебе, вот, вот!
Она не шевелилась, и он понял, что забил её насмерть.
— Всё! — он сделал несколько неуверенных шагов, оборачиваясь и глядя на неподвижное вытянувшееся тело жены, потом побежал, пригибаясь, по-воровски, хотя никто не мог его увидеть.
Бежал он долго. Становилось светлей и светлей, и страх беспощадно и упорно гнал его вперёд. Наконец Шашкин увидел впереди темную сплошную тень.
«Лес! Скорее туда!» — решил он.
Речка сонная и парная после ночи преградила ему путь. Он прямо с разбегу, как был — в сапогах, во всей одежде и макинтоше — бросился в неё, с маху переплыл, выскочил на берег и снова побежал. Лес был совсем рядом — рукой подать.
Вот и предлесный кустарник. Ещё немного.
— А! — вскрикнул Шашкин. — А… мм-м, — больше ему ничего не удалось сказать. Горько-соленый кляп оказался у него во рту.
Но Шашкин был силён, как бык, и оказал отчаянное сопротивление. С ним немало повозились, пока наконец не скрутили руки за спину.
— Вставай, дядя! — приказали ему. — Вот так! А теперь иди вперёд и башкой не верти. Будешь вертеть, так и глаза завяжем!
Его долго вели по лесу, пока не привели в партизанский лагерь.
— Куда его, прямо к командиру, что ли? — спросил высоченный молодой конвоир у второго, бывшего постарше и немного ниже ростом.
— Давай прямо к нему! Эй, дядя, левое плечо вперёд. Греби к той землянке!
Бородатый партизанский командир долго вглядывался в грязное лицо Шашкина.
— Ничего не пойму, — пожал плечами командир. — Ошибаюсь я, что ли? А ну-ка, — кивнул он одному из конвоиров, — кликни сюда кого-нибудь из новеньких. Из тех, что вчера пришли. Фамилии их ещё не помню… — командир заглянул в блокнот, лежащий на столе. — Ага, вот они! Кликни Шигарева или Павлова.
Услыхав эти фамилии, Шашкин сильно вздрогнул.
Командир заметил его испуг и усмехнулся.
— Кажется, я не ошибся!
Конвоир приоткрыл дверь и крикнул:
— Шигарева к командиру! Срочно!
— Я Шигарев! — вскоре появился в землянке односельчанин Шашкина. — Чего надо-то?
— Шигарев, — сказал командир и головой показал на пленного. — Не за ним ли вы сегодня должны были идти на задание?
Шигарев только мельком взглянул на конюха и заорал:
— Он! Попался всё же, гад!
Глава X
КАЛИНА
Утро умывалось частым теплым дождичком.
Из-за леса выглянул край переливчатого солнца.
Стали видны прижавшиеся к лесу, как к стене, далекие шапки стогов.
А с теневой стороны лес стал синеть, обволакиваться по низу зыбкой дымкой.
Стали видны у развилки коричневые с белыми пузырчатыми вспенинами лужи.
У большого щербатого камня, грязного от засохших на нем ошметков глины, тоже разлилось коричневое неподвижное море.
А в селе, еще спящем беспокойным невольничьим сном, проорали редкие петухи.
Лениво переговариваясь, бродил немецкий патруль.
Староста вышел из избы, сел на ступеньки крыльца, зевнул и принялся скрести сморщенную вялую кожу подбородка. Непривычно без бороды!
«Где же мотоциклисты? — подумал он, доставая кисет. — Пора уж к развилке. Пять скоро!»
В кисете среди крупнопорубленных белых корешков лежал один зеленый сухой листик. Староста покачал головой, потом растер в ладонях этот последний листик, свернул цигарку и положил её обратно в кисет. Спичек не было.
— Ага, — поднял голову староста, услышав рёв мотоцикла. — Едут!
Подпрыгивая на кочках, мотоцикл подъехал к крыльцу и резко остановился. Лицо водителя — все в угрях и прыщах — было заспано и свирепо. В коляске клевал носом огненно-рыжий ефрейтор.
— Шнель! — не отрывая глаз, сказал ефрейтор.
— Иду! — староста стал неловко подниматься, выставляя вперед деревяшку. — Спичек нет ли?
— Найн! — отвернулся водитель.
Ефрейтор, не открывая глаз, протянул зажигалку. Староста торопливо прикурил, вскарабкался на седло позади водителя, и мотоцикл сорвался с места.
— Туда, — махнул староста в сторону шашкинского дома. — Вон к энтому дворцу!
Подъехали, и водитель сразу же начал громко сигналить, но никто не показывался из дома. Староста крикнул:
— Шашкин! Эй! Пора ведь! Ну подумай, спит! Пойду будить.
Проковыляв через двор, староста поднялся на крыльцо.
— Замок… — пробормотал он растерянно. — Вот те на!
Ржавый размером со сковороду замок висел на двери.
— Как же так? — ничего не понимал староста. — Куды он смылся? На конюшню, что ль, ушел… Ну так и есть. Запрягать отправился! Хотя… а где ж его баба-то? Нет, тут что-то не то!
Водитель снова засигналил.
— Да сейчас, сейчас, — староста в недоумении обошел двор, заглянул в сарай.
— Вот те на! И ставни на окнах!
В голову его никак не укладывалось, что Шашкин сбежал.
Снова засигналил водитель.
— … Да, — староста выругался. — Где я вам его добуду! Фиг его знает, где он. Скажу — на конюшне!
Доехали до конюшни. Лошади повернули головы, когда староста вошел. Шашкина не было и здесь.
— Вот задача-то! Выходит… выходит — удрал!
— Шнель-шнель! — крикнул ефрейтор.
— Удрал конюх! Удрал, волчина гадская, — зло сплюнул староста. — Чё ж теперь делать-то? Пойду скажу им…
