Александр Барченко - Доктор Чёрный
С визгом и гамом приблизилась толпа к святому и, позабывши даже приветствовать его, принялась наперебой рассказывать, при каких обстоятельствах они поймали преступника.
Вспыхнувший внезапно взгляд мудреца и лёгкий жест ореховой палочки заставил черномазые рожи остолбенеть с разинутыми ртами. «Пусть говорит из вас кто-нибудь один!» — приказал гуру, продержав их в таком положении минуты три. Из толпы выступил губастый бородатый индус, борода которого от корня до кончика волос представляла точное меню его обедов и ужинов, по крайней мере, за неделю.
Подойдя к целителю и поклонившись в землю, он поставил себе на темя его ступню, как того требовал этикет, и, вскочив на ноги, сдержанным тоном, но весь дрожа от ярости, принялся рассказывать.
Он, Мати, вместе со своими домочадцами отправился сегодня по направлению к Нербадда, на свой участок, где у него доспевают бананы, те самые, которые он привил породой, добытой с большим трудом у слуги того сахиба-белого, который живёт в большом бунгало возле переезда. Бананы ещё не доспели, но он слышал от охотника из племени куррумба, будто поблизости появились слоны. Конечно, куррумба мог соврать — они любят издеваться над порядочными индусами, — но осторожность не мешает. Если эти неуклюжие дьяволы с хвостом сзади и спереди действительно близко, от его прививки останется одно воспоминание. Может святой отец представить его, Мати, негодование и ужас, когда на своём участке он заметил несколько человек, лакомившихся спокойно его бананами, и узнал в них семейство париев из племени соли-гуру. С двумя из них мы расправились тут же бамбуковыми палками. Теперь уже они не будут обворовывать ни его, ни кого другого. «Мы зацепили эту падаль лианой и отволокли в джунгли. Шакалам будет сегодня отличный ужин. Это были, по-видимому, отец и мать этой дьяволицы! — пнул он ногой лежавшего, скорчившись в пыли, ничком, с отчаянно обхваченной руками всклокоченной головою ребёнка. — Остальные, помоложе, разбежались. Её захватили на дереве, и сколько ни швыряли в неё палками и комьями глины, она так цеплялась наверху, что за ней пришлось лезть самому и, — купец с отвращением плюнул, — опакостить руки, столкнувши её оттуда на землю». Что теперь делать? Закон говорит, что коснувшийся женщины-парии по собственной воле подлежит исключению из касты, но он, Мати, никогда не нарушал закона, и не один Махратский храм видел его в своих подземельях перед дверями, дальше которых не допускают людей его касты… Он надеется, что девадата,[5] святой отец, на его счастье случившийся в деревне, поможет ему очистить себя и научить его, как поступить, чтобы деревенский брамин не оставил его за очищение без последней повязки.
— Не знаю, — продолжал доктор взволнованно, — ожидала ли несчастная девочка приговора мудреца с таким трепетом, с каким ждал его я… Гуру безучастно поглядел на скорченного в пыли ребёнка, потом поднял глаза на толпу и сказал: «Ты, сын своих родителей, должен отправиться в Аррунгабад и пожертвовать в один из тамошних храмов десятую часть твоей выручки за бананы этого сбора. До тех пор, пока ты не выполнишь этого, ты нечист и должен есть отдельно от семьи. Нечистое дерево должно быть… срублено! — При этих словах бородатый купец горестно ахнул. — А „это“, — гуру кивнул головой в сторону ребёнка, — „это“ вы можете побить камнями и потом стащить в джунгли, подальше!»
— Я отказываюсь верить! — вскричал весь бледный Дорн, вскакивая со своего места. — Я отказываюсь верить, чтобы такой ужас мог происходить не дальше десяти лет тому назад в колониях самого развитого в мире народа. Доктор! Вы рассказываете мне страшную сказку, приключение из романа Жюль Верна или Жаколио!..
— Так думает большинство европейцев, не бывших в Индии, — грустно улыбнулся доктор. — Действительно, «просвещённые мореплаватели» — англичане разбили болотистые джунгли и чащу по склонам гор на правильные лесничества с лесничими во главе… на карте… Трамваи звонят на улицах городов, но достаточно выйти из вагона на линии железной дороги, например за Натуром, и отойти к югу на сотню-другую вёрст среди извилистых притоков Годевери, углубиться в страну на севере от Серингапатама или к востоку от Удайпура к горам Виндия, чтобы очутиться среди обстановки, о которой романы дают самое смутное представление. Английская полиция безукоризненна и бдительна, но в джунглях, где индусу знакомы неприметные для глаза тропинки и где прячутся племена, умеющие ловить руками змей, от укушения которых умирают люди в несколько секунд, там полиция бессильна.
— Быть может, вы правы, — выронил Дорн, — но признаюсь откровенно, будь я на вашем месте, я бы не выдержал. Первая пуля почтенному «святому», остальные в толпу. А если бы не хватило, чёрт с ними, оставил бы два последних патрона себе и ребёнку.
— Вы забываете, что я был безоружен, — возразил доктор, с улыбкой наблюдая волнение студента.
— И… на ваших глазах… — горько возразил Дорн, слушавший доктора с недоверчивой усмешкой, — на ваших глазах несчастного, беззащитного ребёнка…
— Этот ребёнок… — спокойно перебил доктор, поднимаясь с кресла и с наслаждением потягиваясь, — этот ребёнок гремит сейчас в столовой посудой и готовится звать нас к ужину… Идёмте?
Растерявшийся Дорн молча последовал за ним.
В столовой ужин был сервирован теми же блюдами, которыми Джемма, в качестве лакея, угощала Беляева. Только цветную капусту заменяли артишоки да в белоснежной пене взбитых сливок выглядывали ломтики яблок и груш.
— Послушайте, доктор! — сказал Дорн, всё ещё находившийся под впечатлением рассказа, выслушанного на веранде. — Мне всё-таки кажется, что вы шутили со мной… Каким же образом вам удалось спасти ребёнка?
— Нет, я не шутил… Но об этом как-нибудь в другой раз… Джемме будут тяжелы эти воспоминания… Я рассказал ему твою историю, мышка! — повернулся он к девушке.
— Вы склонили на свою сторону гуру? — не унимался студент.
— Нет! — нехотя возразил доктор. — Я не встречал ещё человека, который заставил бы гуру этой секты отказаться от своих слов.
— Но вы же говорили, что гуру подчинял себе взглядом толпу… даже тигра!
— А вы думаете, со мной справиться легче, чем с тигром? — загадочно усмехнулся доктор. — Вы помните наш опыт у Бутягиных? — прибавил он и, желая, очевидно, переменить разговор, взялся за лежавшие у его прибора газеты с вечерней почты.
— Позвольте мне предложить вам последний вопрос, — сказал Дорн настойчиво после минуты молчания.
Доктор оторвался от газеты.
— Ну?
— Вы сами… Кто вы такой?
