Роберт Стивенсон - Остров сокровищ (Пер. О. Григорьева)
На несколько мгновений все кругом завертелось у меня перед глазами: и Сильвер, и птицы, и вершина «Подзорной трубы», а в ушах раздался звон колокольчиков и смутных голосов. Когда я пришел в себя, злодей стоял уже как ни в чем не бывало, со своим костылем под мышкой и со шляпой на голове. Перед ним лежал без движения Том. Но убийца даже не взглянул на него, вытирая свой окровавленный нож о траву. Ничто кругом не изменилось: солнце также беспощадно жгло болото, поднимая из него испарения, и высокие обнаженные утесы холмов; трудно было поверить, что здесь только что совершилось гнусное убийство.
Затем Джон опустил руку в карман, вытащил оттуда свисток и несколько раз громко свистнул. В раскаленном тихом воздухе далеко разнеслись эти звуки сигнала, какого я не знал, но во всяком случае это возбудило во мне опасения. По всей вероятности, он сзывал свою шайку, и тогда я легко мог быть найден. Эти негодяи уже убили двух честных людей, Алана и Тома; может быть, мне суждено было сделаться их третьей жертвой?
В одно мгновение пополз я на четвереньках назад, так быстро и бесшумно, как только мог, и, выбравшись на открытое место, пустился бежать. Сзади я слышал голоса разбойников, перекликавшихся друг с другом, и эти звуки точно придали мне крылья: я несся с быстротой ветра, едва замечая направление, куда бежал, и страх мой, все увеличиваясь, превратился в какой-то безумный ужас. Действительно, положение мое было трагично. Если бы раздался призывный выстрел с корабля, неужели я был бы в силах сесть в одну лодку с этими убийцами, руки которых были еще покрыты дымящейся кровью? И неужели первый же из них не свернул бы мне шею, как только увидел бы меня? Уже само мое отсутствие служило бы для них доказательством моего страха, а следовательно, и того, что мне все известно. Итак, для меня все было кончено! Прощай навсегда, «Испаньола», прощайте вы все, сквайр, доктор и капитан! Мне оставалось только умереть от голода или от руки бунтовщиков!
В то время как такие мысли мелькали в моей голове, я продолжал бежать, пока не очутился у подножия небольшого холма с двумя утесами на вершине; в этой части острова дубы росли не такой густой чащей и более походили своими размерами на деревья; вперемежку с ними стояли и сосны, футов в пятьдесят или семьдесят высоты. Воздух здесь был более чист и свеж, чем около болота.
Но тут меня ожидала новая опасность, от которой кровь застыла в жилах.
ГЛАВА XV
Островитянин
С холма посыпался мелкий булыжник. Я невольно взглянул вверх и увидел какое-то существо, быстро подкрадывавшееся ко мне, прячась за сосны. Я не мог разобрать, были ли это медведь, обезьяна или человек, а видел только, что оно было черное и косматое. Итак, я находился, так сказать, между двух огней: сзади были убийцы, а спереди — это неведомое страшилище. Но известную опасность я сейчас же предпочел неизвестной: даже сам Сильвер казался мне менее страшным, чем этот лесной житель, и я, повернув назад, пустился бежать по направлению к лодкам. Но странное существо, от которого я спасался бегством, снова очутилось передо мной, сделав большой обход. Я был утомлен, правда, но чувствовал, что если бы даже у меня были свежие силы, то я все равно не мог бы состязаться в быстроте с моим противником: точно лань, перебегал он от ствола к стволу, но на двух ногах, как и человек.
Впрочем, в других отношениях он не походил на человека, по крайней мере, ни на одного из тех, кого я до сих пор видел. И все же это был человек, я не мог в этом сомневаться.
Я старался припомнить все, что слышал о людоедах, и уже собирался позвать на помощь, но мысль о том, что передо мной все-таки человеческое существо, хотя бы и дикое, несколько успокоила меня и вернула прежний страх к Сильверу. Я остановился, выискивая средство защиты, и вдруг вспомнил про пистолет. Тогда я приободрился и пошел навстречу этому неизвестному дикарю. Между тем он спрятался за ствол дерева, откуда, вероятно, наблюдал за мной. Заметив, что я двинулся по направлению к нему, он вышел из-за дерева и сделал несколько шагов ко мне навстречу. Затем он нерешительно остановился, отступил назад, снова двинулся ко мне и, наконец, к великому моему удивлению и смущению, бросился передо мной на колени, с мольбой протягивая ко мне руки.
— Кто вы такой? — спросил я, останавливаясь в недоумении.
— Я Бен Гунн, — отвечал он странным и хриплым голосом, напоминавшим звук ключа в заржавленном замке. — Я бедный Бен Гунн, да! И я уже целых три года не разговаривал ни с единой человеческой душой.
Теперь я видел, что это белый человек, такой же, как и я, и что у него даже приятное лицо. Кожа на всем теле была сожжена солнцем, и даже губы были черного цвета; тем заметнее выделялись на этом темном фоне его светлые глаза. Никогда еще ни на одном нищем не видал я таких страшных лохмотьев, как у него. На нем висели клочьями обрывки парусины и матросского платья, скрепленные между собой целой системой всевозможных застежек в виде медных пуговиц, деревяшек, просмоленной веревки. Поверх этого жалкого костюма красовался старый кожаный пояс с медной пряжкой — единственная целая вещь во всем его наряде.
— Три года! — вскричал я. — Верно, ваш корабль потерпел крушение?
— Нет, — отвечал он, — я — маррон!
Я знал, что это значит: марронами назывались те несчастные, которых пираты, в виде наказания, высаживали на необитаемом острове с небольшим количеством пороха и пуль.
— Да, — продолжал он, — три года уже живу я здесь на острове и питаюсь дикими козами, ягодами и устрицами. Ведь человек способен жить везде, куда только не занесет его судьба. Но моя душа стосковалась по настоящей еде. У вас нет случайно с собой кусочка сыра? Конечно, нет! Ну вот, а знаете, я не одну ночь видел во сне сыр, отличный, огромный сыр, и просыпался опять здесь, на этом диком острове!
— Если я опять попаду на корабль, то уж конечно достану вам сыру сколько хотите! — сказал я.
Между тем незнакомец все время щупал материю моей куртки, гладил мои руки, разглядывал мои сапоги и вообще выражал чисто детскую радость, что видит перед собой человеческое существо. Но при последних моих словах на его лице отразилось хвастливое лукавство…
— Если вы опять попадете на ваш корабль? — повторил он. — Кто же, вы думаете, помешает вам это сделать?
— Конечно, не вы! — отвечал я.
— Ну, понятно, не я, вы правы! — вскричал он. — А как вас самого зовут?
— Джим! — сказал я.
— Джим, Джим! — повторил он, видимо, довольный. — Да, Джим, долго я вел грубую, скверную жизнь, так что вам совестно было бы и узнать о ней. А ведь глядя на меня, нельзя подумать, что моя мать была прекрасная, святая женщина?
