Владимир Востоков - Ошибка господина Роджерса
Марина долгое время не верила, что, я так, по собственному желанию, бросил работу в институте и перешел в жэк. Туда, где вечные жалобы, споры, ругань, повседневные мелкие заботы. Но постепенно и она привыкла к моей новой должности.
Жизнь вошла в прежнюю спокойную колею. Я был почти уверен, что профессор Фокин не говорил дома о случившемся со мной. Так что его сын Виктор ничего не знал.
В жэке подобрался неплохой коллектив. Конечно, не хватало нужных специалистов, были и выпивохи, так что приходилось быть мастером на все руки.
Вот мы и трудимся. Иногда под вечер уже с ног валишься. Только соберешься домой, как раздается тревожный звонок. Ну разве откажешь в помощи известному музыканту, старому артисту, для которых протечка крана — настоящая катастрофа, конец света.
Обещаешь зайти. И разумеется, заходишь. Ну, а в благодарность — пятерка, а то и десятка, люди они денежные, И конечно, не обходится без ста граммов водки или коньяка.
Вот таким усталым после напряженного рабочего дня я пришел домой первого апреля. Пришел уже совсем поздно.
— Папа, тебе письмо, — торжественно объявила Марина.
— Нечего разыгрывать меня. Первое апреля уже на исходе, — ответил я.
— Нет, я серьезно… Знаешь, откуда?
Я вообще не получаю писем. Писать некому и ожидать писем неоткуда. А тут еще такие загадочные вопросы.
— Откуда? — спокойно спросил я.
— Из Канады. — У меня было желание повернуться и уйти, слишком я устал, чтобы шутить, Но Марина продолжала: — Вполне серьезно говорю — тебе письмо, и непростое. — Она протянула необычный, продолговатой формы, конверт. — Из-за границы. Видишь, написано: «Канада».
Что за чертовщина? Я нерешительно взял письмо. Долго рассматривал странный конверт и фиолетовую марку с портретом какого-то деятеля в парике.
— Верно, Канада, — растерянно произнес я. — Что за чудеса? От кого бы это? Какая-то ошибка, наверное.
Но фамилия и имя написаны четко, разборчиво, по-русски. Вроде бы мне.
— Папа, ну что ты тянешь? Вскрывай же! — раздался голос Марины.
— Да, да… Конечно. — Я вновь принялся изучать конверт. Обратил внимание на обратный адрес. Так же четко выведено: «З. Ванов». Кто бы это мог быть?
Разорвав конверт, я вынул оттуда небольшой желтого цвета листок. Первым делом посмотрел на подпись. Вроде бы знакомая подпись. Неужели брат Зоря?! А слева, в верхнем углу листа, напечатано: «Зоря Ванов». Точно, Зоря. Стою, словно пораженный громом.
«Но почему вдруг «Ванов»?» — недоумевал я.
— Папа, ну что медлишь? Читай, — слышу как сквозь вату голос Марины.
— Да, да, конечно… — отвечаю я.
«Здравствуйте, мой младший брат Алексей Иванович! Произошло чудо. — («Действительно чудо», — невольно подумал я.) — Я узнал ваш адрес совершенно случайно. Я уже не надеялся на это, точно так же, как вы, наверное, не ожидали моего письма. Может быть, оно вас даже расстроит или приведет в смятение. Мол, откуда он вдруг объявился и что он теперь такое. Но тем не менее о себе не буду много распространяться, до тех пор пока не получу от вас ответа на это письмо. Сообщу только, что живу в Канаде, веду кое-какие дела и имею приличный доход. Все хорошо, если бы не одно обстоятельство, о котором напишу в следующий раз. Чтобы у вас не возникло сомнений, что я — это я, посылаю свою фотографию. Ради всего святого, откликнитесь быстрее. Напишите мне все-все. Не обращайте внимания на отсутствие буквы «и» в фамилии. Это сделали ошибку в одном из моих старых паспортов, с тех пор так и пошло — Ванов вместо Иванов. Большой привет всему вашему семейству. Обнимаю. Ваш брат Зоря».
Я закончил чтение письма. Около меня стоит Марина. Она вся в напряжении. Уставилась на письмо, будто бы у меня в руках что-то диковинное и необыкновенное.
Я прочитал письмо еще раз. Внимательно рассматривал фотографию. Сомнений нет. Конечно, это Зоря. И фотография его, и почерк тоже.
Зоря… Мой старший брат. Помню, что у отца нашего было середняцкое хозяйство. Ездили на базар, торговали чем могли. Но родители не слишком баловали нас. Мы работали как взрослые. Дома все было спокойно и мирно, казалось, ничто не предвещало беды. А беда подстерегала. На сенокосе мать упала с воза, сломала позвоночник. После ее смерти жизнь наша круто изменилась. Запил и вскоре наложил на себя руки отец. Мы с Зорей остались одни. Нас взяла к себе сердобольная тетя Нюся. А у нее было своих шесть ртов. Естественно, мы были в тягость. Начали к нам придираться по всякому поводу и без повода ее старшие сыновья. Пошли ссоры, драки. Вскоре нас отвезли в город и определили в детдом. Так закончилась наша жизнь в деревне.
Когда мне исполнилось пятнадцать лет, а брату восемнадцать, нас из детдома определили на завод и поселили в общежитии. В тесной комнатке — семь человек. Жизнь учила суровой самостоятельности. А кое-кого, в зависимости от характера, и расчетливости. Таким оказался Зоря. Он пошел в отца. С годами все это усугублялось. Зоря становился жадным, эгоистичным. За ним укрепилась кличка Куркуль.
— Хорошо, пусть Куркуль! — зло огрызался он. — Посмотрим, кто будет в конце концов жить по-человечески.
Через год Зорю арестовали. Я был на суде. Брату дали восемь лет за хищение остродефицитных деталей. Горькое прощание. Первое письмо из далекого исправительно-трудового лагеря. Конечно, ему там несладко. Но ни одной жалобы, ни единой просьбы.
Во время войны, в 1943 году, я получил от Зори последнее письмо через знакомого. Зорю направили на фронт. Несколько строк смутили меня. Я их хорошо запомнил: «Давно ждал такого случая. О! Я повоюю. Я им покажу! За все отплачу». Я ломал голову над этими словами. Что это? Как все это понять? Письмо на всякий случай уничтожил. Подальше от греха.
И вот на тебе, спустя тридцать лет объявился Зоря, да еще где — за границей, в Канаде. Как он попал туда? Почему до сих пор молчал? От кого узнал мой адрес?.. А в голову все лезут строки из того последнего письма.
— От кого письмо, папа? — спросила нетерпеливо Марина.
— От брата Зори. Я как-то говорил тебе о нем, помнишь? Где мать?
— Пошла в магазин. А прочитать можно? — заинтересовалась дочь.
— Читай… — Я протянул ей письмо.
Марина прочла и, возвращая листок, просто и строго сказала:
— Вот и брат нашелся. Да еще за границей. Тесен мир.
— Просто не верится в это, так все неожиданно, — Я пытался найти сочувствие у дочери, но в это время вошла жена, и я молча протянул ей письмо.
— От кого это? Неужели от Виктора? Опять поссорились? — сокрушалась она и укоризненно поглядывала на Марину.
Все в доме знали, что когда Виктор Фокин ссорится с Мариной, то пишет ей письма.
