Игорь Сапожков - Перегон
— В посёлке все знают, что монахи не пьют и не курят… Если хочешь можно у староверов махрой разжиться.
— У меня твоя махорка уже из ноздрей прёт…
— Тогда как хочешь…
Неожиданно, небо расколола пополам яркая молния, вслед за ней прогремел раскатистый гром и с неба упало несколько тяжёлых капель.
— От житуха пошла, — не обращая внимание на дождь продолжал Фадей, — полные гаманцы капусты, а потратить некуда… Брат Савелий, мож в буру срежемся?
— Ты перед кем понты колотишь урка? Рогами звенеть, что семечки лузгать, здесь их и не таким обламывали… Да и не по масти тебе со мной быковать!
Кривая улыбка медленно сошла с лица Фадея. Не обращая на него внимания, Савелий махнул рукой Валере, чтобы тот спускался и топопливо двинул в барак для монахов. Спустя пять минут там собрались все обитатели монастыря и два гостя, к тому времени жестяную крышу уже беспощадно лупил злой сибирский ливень. Савелий зажёг масляный фитиль лампады и увлёк гостей в дальний угол.
— Здесь устраивайтесь, — он указал на две деревянные кровати, — дождь на всю ночь зарядил, в сруб до утра не добраться. Матрацы и одеяла, вон в коридоре возьмите, уборная на заднем дворе… Доброй ночи!
— Опять на нары, — раздражённо выдохнул Фадей, когда Савелий скрылся в глубине барака.
Застелив матрац, Валера одолжил у монахов нитки и стал подшивать разорванный рукав бушлата. Фадей дремал уткнувшись лицом в стену барака. После вечерней молитвы, Савелий пришёл их проведать.
— Вот, почитай от скуки… — он осторожно положил на кровать потёртую Библию.
— Я читаю только сберегательные книги, — не глядя ответил Фадей.
* * *Первыми мылись женщины, они долго сидели в жарко натопленной бане. Хозяйка оттирала гостью упругой мочалкой из люфы, потом вымыла ей голову настойкой крапивы и напевая песню расчесала подросшие за последнее время волосы старинным гребнем. Вышли они раскрасневшиеся и счастливые, одетые в длинные ночные сорочки. За ними отправились париться Роман Григорьевич и Саша, они хлестали друг друга дубовыми вениками, фыркали обливаясь холодной водой из деревянной кадки, потом пили медовуху, а захмелев вели долгую задушевную беседу. Когда вернулись в дом, женщины уже спали, а на столе стоял заботливо прикрытый углами скатерти ужин. Дождь то ослабевал, то набрасывался с дикой силой, поливая землю потоками холодной воды, громовые раскаты сотрясали стены дома. Под утро он лишь слегка моросил, а стены дома продолжал сотрясать здоровый храп хозяина.
* * *Виталик спросонья резко сел и со всей силы ударился головой о торчавший из стены стальной кронштейн. Не почувствовав боли его руки медленно поползли к голове и только когда пальцы наткнувшись на мокрую ушанку, ему полегчало. За окнами неистово сверкала молния, косые струи дождя чёрными змеями сползали по толстому стеклу. Сквозь дождь доносился рваный лай стороживших депо овчарок. Поёжившись от сырости он похлопал себя по карманам, сигарет не было, получки тоже. В кармане промасленной телогрейки нашёлся спичечный коробок. Дрожащими руками Виталик зажёг спичку, сера задымила, а потом нехотя вспыхнула. Огонь высветил битые щитки приборов, исцарапанные, некогда хромированные тяговые ручки передач, истрёпанное сидение машиниста, радужные пятна солярки на полу. Виталик сразу узнал кабину Фатерлянда ДПМ-14, вот только совершенно не помнил, как в неё попал. Спичка больно обожгла кончики пальцев. Он снял шапку, вытер ею вспотевший лоб и напряг память. В голове задребезжало, перед глазами, как в старой кинохронике, замелькали кадры прошедшего дня.
Банкет по поводу первой зарплаты состоялся за стоячим столиком в кафе «Гудок». Дежурившая на разливе «легенда общепита» грудастая барменша Ляля, выразительно облизывала кончиком розового языка полные губы и томно подмигивала Виталику. Позади неё на стене, в такт её горячему дыханию, жизнерадостно колыхались несколько красных вымпелов с золотистыми профилями вождей и транспарант «КАДРЫ РЕШАЮТ ВСЁ!» На улице дико свистел ветер, небо пугало низкими тучами, вокруг кафе в поисках добычи деловито сновали бродячие собаки. В помещении было тепло и комфортно. Торжество входило в завершающую стадию. Стол был уставлен бутылками с плодово-ягодным вином. Закусывали труженики стальных магистралей яблоками, луком и сгущённым молоком, получаемым ими в качестве продовольственной надбавки за вредность. Гости быстро пьянели и по очереди уходили полежать на широкий подоконник у окна. Немного отдохнув они возвращались. Несколько раз в кафе заходили дружинники, хищными птицами они кружили вокруг железнодорожников. Их круги уменьшались, пропорционально увеличению количества пустых бутылок под столиком. С трудом оторвав непослушные глаза от их красных повязок, Виталик прислушался к разговору за столиком.
— … Я своими собственными руками видел на столе начальника депо совершенно секретные документы! — Бугор Ефимыч ловко опрокинул в рот стакан густого вина, вытер руковом губы и перейдя на официальный язык партсобрания, трибунным голосом добавил, — разъясняю доходчиво! Во всём виноваты милитаристы! У себя в Пентагониях, они разводят и засылают на нашу Родину, белых чешуйчатых клещей…
— С какой целью, извиняюсь… — задал неожиданный вопрос не вовремя проснувшийся монтёр пути дядя Миша.
— Цель ясна и понятна, — Ефимыч обвёл тяжёлым взором посетителей «Гудка», с классовой ненавистью посмотрел на дядю Мишу и безапелляционно заявил, — клещи поедают Советский бетон!
Слушатели мерно покачивались, Ефимычу показалось, что они ему не верят.
— Упрощаю для непонятливых! Клещи эти, типа наших бурундуков… — собеседники вяло закивали, — только жрут они не шины с грузовиков, а отечественный бетон!
— Бетон? — не унимался дядя Миша, ковыряясь вилкой в редких зубах.
— Бетон! — категорично подтвердил бугор, — причём прожорливые империалистические твари, в основном налегают на высокомарочный, а «Портланд» для них просто деликатес. Подвожу идог! За пятилетку колония белых чешуйчатых, запросто сметает с карты Советского Союза монолитный посёлок городского типа…
— А кто поедает железобетон? — наткнувшись на твёрдый взгляд бугра, Миша громко икнул.
Вопрос повис в воздухе, как мыльный пузырь над детской площадкой.
Дальнейшие события Виталик помнил урывками: случайно задетая локтем бутылка вина медленно падающая на затоптанный пол, фонтан брызг и осколков, крик бугра: «Падлы продажные», парящий под потолком монтёр пути дядя Миша, мелькающие повязки дружинников, демонический хохот Ляли, затем долгий бег под проливным дождём…
