Николай Шагурин - Рубиновая звезда
Они ступили на дно Сиваша. Во тьме тянуло гнилой сыростью, под ногами хлюпала, шевелилась, как живая, топкая масса. Соболь местами с трудом вытаскивал сапоги из податливого, чмокающего ила.
Дед Савчук, полагаясь на свой опыт, приуменьшил трудности перехода. Изменилось Присивашье в послевоенные годы, да и Сиваш был уже не тот, что до войны. Неоднократные бомбежки «нарушили» дно Гнилого моря, усеяв его тысячами новых, скрытых под водой, гибельных ловушек. Но дед подбадривал себя и своего спутника.
— Це што — чистая прогулка! — рассуждал он, прощупывая шестом дно впереди себя. — Идешь соби, нихто тебе — ни тпру, ни ну. А при фашистах шел я раз…
И дед пустился описывать одно из своих ночных приключений на Сиваше во время Отечественной войны. Он вел трех партизан на тот берег и уже у самого Литовского полуострова смельчаки выдали себя громким всплеском.
Довольно долго пришлось им просидеть в воронке, по горло в воде, наблюдая, как над их головами проносятся цветные нити трассирующих пуль.
— Так и прошивають, так и прошивають: вжик-вжик-вжик…
— Страшно было? — спросил Соболь.
— Ни! — сказал дед. — Одна думка была — людей вывести. А вот я, товарищ майор, хочу вас спросить: почему вы того гестаповца сразу не заарестовали? Вы ж знали, що то не прохвессор?
— Знал. Да не время еще было.
— Не один он?
— Нет, Иван Иванович, не один. Есть еще опаснее.
— Як це ж вы его упустили?
— Наша работа, Иван Иванович, не из одних успехов складывается. Бывают и промахи, и неудачи. Враг тоже хитер, пальца в рот ему не клади — всю руку откусят. Но наша сила в том, что он действует в одиночку или небольшой группой, а нам весь народ помогает, вот как вы…
— Эге! — сказал дед. — Коли всем миром глядеть, да позорче — тут ему, сукиному сыну, и ходу нет… Так не уйдет, товарищ майор?
— Не уйдет, Иван Иванович! Мы еще его вам на очную ставку представим.
Дед снова крякнул, на этот раз одобрительно и сурово.
— Ну, добре. Теперь постойте на месте трошки, я вперед пройду…
И старик исчез в темноте. Соболь стоял по колени в воде и поглядывал на небо. Погода портилась. Ветер дул все резче, настойчивее.
— Сюды идите, на голос, — позвал дед Савчук.
Соболь зажег фонарик и увидел деда шагах в десяти. На лице старика появилось озабоченное выражение.
— Неладно выходит, — заметил он, когда Соболь приблизился к нему. — Ветер-то западный…
Еще до этого Соболь несколько раз замечал, что дед, подержав во рту палец, ставит его перед собой. Майору, в прошлом армейскому разведчику, военному следопыту, был хорошо известен этот нехитрый, но вполне оправдывающий себя прием: легкий холодок на одной из сторон пальца позволял безошибочно определять направление самого слабого ветерка. Но он не совсем понимал, какое значение может иметь это для их перехода.
— А что?
— Воду гонит с Азовского моря. Бачите: прибывает.
Вода, действительно, доходила уже до пояса.
— Торопиться треба, товарищ майор…
Они двигались вперед в медленно, но неуклонно, прибывавшей воде. Потом дед еще раз ушел во тьму, строго наказав не двигаться с места. Светящийся циферблат часов на руке Соболя показал, что прошло десять… двенадцать… пятнадцать минут. А на шестнадцатой он услышал громкий всплеск, а затем хриплый, прерывающийся голос:
— Това… рищ… майор…
Забыв все, Соболь кинулся вперед. Вспыхнул фонарик, и луч его, побежав по воде, осветил только небольшие мутные волны.
— Иван Иванович! — крикнул Соболь. Над водой показалась голова деда с вытаращенными глазами. Выплевывая воду, он прохрипел:
— Не ходите… Сам…
Но Соболь не внял этому предостережению. Разгребая руками воду, он устремился на помощь, и вдруг почувствовал, что сам уходит куда-то вниз. Вместо ила, вязкого, цепкого, но способного выдержать тяжесть человеческого тела, под ним была трясина. Впечатление было такое, что кто-то схватил его за ноги и тянет м с неудержимой силой.
Однако майор не растерялся. Спасительный шест был с ним. Упершись шестом в край трясины, он стал отпихиваться в противоположную сторону, как учил его дед. Если «чаклак» неширокий, он должен выбраться. А мысль о том, что дед Савчук захлебывается и, того гляди, может утонуть, заставила его напрячь все силы. Прогноина, действительно, оказалась узкой. Соболь коленями ощутил более надежную почву и всем телом упал на нее. Шест в фонарик остались в трясине.
Соболь, нащупывая ногой дорогу, сделал несколько шагов в направлении плеска. Дед Савчук барахтался где-то совсем рядом, но все слабее и слабее. Соболь скользнул в воронку от авиабомбы и подхватил под мышки обвисающее тело деда. Майору, молодому и более сильному, удалось довольно быстро выбраться из воронки, отлогих краев которой не мог одолеть старик.
Дед Савчук еле держался на ногах. Он долго отфыркивался, так как порядком хватил сивашского рассола, и крутил головой. Потом как-то сразу пришел в себя, нашарил и подтянул к себе плававший на воде шест.
— Итти треба, товарищ майор, не то утонем…
Он объяснил Соболю, что дальше идут глубокие, по местным понятиям, места — метра полтора. А при подъеме воды даже Соболю, который был почти на голову выше деда, будет «с ручками». Уже сейчас вода доходила Соболю до середины груди, деду — до горла.
— Давайте, я вас понесу, Иван Иванович! — предложил Соболь. — А вы будете дорогу шестом прощупывать.
Посадив старика на плечи, майор двинулся вперед, преодолевая сопротивление воды, то и дело сплевывая густосоленую влагу, набегавшую ему в рот.
— Правее… левее, — изредка подсказывал дед. Ноги наливались свинцом. Шею приходилось вытягивать, иначе опасность захлебнуться угрожала уже самому Соболю, и от этого мучительно ныли шейные мускулы я позвонки. Дед, казалось, тоже стал свинцовым… Но Соболь брел, не останавливаясь, зная, что должен во что бы то ни стало выйти на тот берег.
Наконец перед ними блеснули огоньки.
— Чуваш! — со вздохом облегчения сказал дед. Дно стало повышаться, ил сменился песком. Дед Савчук и Соболь, мокрые до нитки, ступили, наконец, на крымскую землю. Вскоре они были в сельсовете, где Соболь смог воспользоваться телефоном, а еще через двадцать минут в его распоряжении был «газик».
— Езжайте, товарищ майор, — сказал дед Савчук, — а я отдохну. Утречком, по свету, домой подамся.
Соболь глядел на деда с нескрываемым восхищением. Схватив руку старика обеими своими руками, он крепко потряс ее:
— Прямо скажу, Иван Иванович, орел вы!
— Який же я орел! — шутливо отмахнулся дед. — Вот те, что Сиваш перелетали, щоб Крым штурмовать — те орлы…
