Леонид Платов - Каменный холм (сборник)
Федотов не успел ничего больше заметить, потому что между ними уселся очень толстый гражданин и тотчас же, удовлетворенно вздохнув, развернул "Вечернюю Москву".
Осень в том году была ранняя, но денек выдался солнечный, и все скамейки на Тверском бульваре были заняты.
За спиной звенели трамваи. Рядом хлопотливо осваивали мир малыши. С озабоченным видом они лепили песочные куличи, возили взад и вперед игрушечные грузовики и, пронзительно визжа, прыгали через веревочку.
Толстый гражданин, сидевший рядом с Федотовым, переменил позу. На мгновенье мелькнул из-за газеты девичий профиль. Сейчас учебник лежал на коленях у девушки, а она мечтательно смотрела вдаль.
Она показалась Федотову очень красивой и таинственной.
Потом на бульваре появился щенок, такой лохматый, что глаз и носа почти не было видно. Его восхищали опавшие листья, которые, шурша, носились по дорожке, и он с радостным лаем гонялся за ними.
Федотов снова искоса взглянул на девушку и ужаснулся. Она смеялась!
В панике он приподнялся со скамьи, готовый бежать. Конечно же, смеялась над ним — неуклюжим провинциальным ротозеем, который пялит на девушек глаза.
Однако, проследив за направлением ее взгляда, он успокоился. Нельзя было без смеха наблюдать за забавными прыжками щенка.
— Сколько хлопот ему осенью, — ободрившись, сказал Федотов. — Все листья шуршат…
— Что?! — Сосед с газетой внезапно встрепенулся, как от толчка, и уставился на Федотова.
— Я говорю: шуршат листья, — пробормотал тот.
— А… — сказал сосед таким тоном, точно и не ожидал услышать от него ничего более умного, и снова уткнулся в газету.
Девушка задумчиво посмотрела на Федотова. Нет, это не был бульварный приставала, искатель приключений. Просто юнец лет восемнадцати, нечто долговязое, неуклюжее, светловолосое и очень робкое. Уши у него сейчас были пунцовые, как два пиона.
— Щенку очень весело осенью, — сказала она, протяжно и твердо выговаривая слова. — Ему кажется, что все листья играют с ним…
И она опять улыбнулась.
Так завязался разговор — с помощью щенка.
— Какой лохматый! — подивилась девушка.
— Да, странный, — подтвердил Федотов. — Я еще не видел таких.
Потом он вспомнил несколько подходящих к случаю историй о собаках.
Говорить приходилось очень громко, потому что любитель "Вечорки" по-прежнему сидел между ними. По-видимому, он принадлежал к числу тех людей, которые прочитывают газету вплоть до объявлений. Федотов подумал, что они разговаривают с девушкой, как через стену.
Но не слишком удобно было и "стене". Толстяк стал раздраженно качать ногой, переброшенной через ногу. Тогда юноша и девушка скромно встали и ушли.
Федотов говорил и говорил не переставая. Он очень боялся, что его новая знакомая воспользуется первой же паузой в разговоре и скажет: "Ну, мне пора", или: "Извините, меня ждут". Нельзя было допускать пауз в разговоре.
— Я провалился на экзаменах в институт, — объявил он с места в карьер. И добавил: — Не хочу, чтобы вы думали обо мне лучше, чем я есть на самом деле…
По его словам, подвела "проклятая" математика, которая с детства не давалась ему.
— Но я одолею ее за зиму, — сказал Федотов. — Мне нужно одолеть ее! Не закончив института, я не смогу стать подводным археологом…
— Подводным?… Никогда не слышала о такой профессии — подводный археолог.
— Все дело, может быть, в том, что я из Запорожья, — объяснил Федотов. — Неподалеку от нас строили Днепрогэс. А я очень хорошо ныряю…
Когда начали строить Днепрогэс, Федотов был еще мальчишкой. Летом, понятно, пропадал по целым дням у реки. На спор нырял и оставался почти минуту на дне Днепра, а для посрамления маловеров показывал вещественное доказательство — речной песок или гальку. Как-то он поднял со дна старинную русскую гривну, в другой раз — заржавленный наконечник копья.
Азарт его возрастал с каждой новой находкой. Но главный триумф был впереди. Однажды он нащупал на дне что-то тяжелое, твердое.
Именно в этом месте водолазы, расчищавшие русло для бетонных быков плотины, обнаружили целый клад. Это были доспехи времени Киевской Руси, много веков пролежавшие в речном песке. Огромный богатырский меч с длинной рукояткой едва подняли на плечи четыре школьника, а Федотов, кряхтя, покатил за ними круглый щит.
Эта находка, обогатив местный краеведческий музей, вместе с тем определила и судьбу Федотова. Он не пошел ни в строительный техникум, ни в технологический институт, как большинство его сверстников. Он решил стать археологом, и именно подводным!..
Простодушная откровенность этого юноши подкупала. Нельзя было не ответить тем же.
— Вас тянет под воду, а меня в глубь земли, — пошутила девушка.
И она показала толстую книгу, которую держала в руках.
— "Курс сейсмологии", — вслух прочитал Федотов. — О землетрясениях… А я думал: не роман ли?
— Почему?
— У вас были такие глаза, когда вы закрыли книгу…
— Какие же?
— Мечтательные…
— Вы все подмечаете… Я думала о будущем своей профессии.
— К тому времени, когда вы станете сейсмологом…
— Я стану им очень скоро. Я на третьем курсе.
Федотов не смог удержаться от вздоха, вспомнив о "проклятой" математике.
— Но ведь я значительно старше вас, — рассудительно сказала девушка. — Мне уже двадцать лет!
Они немного поспорили о том, солидный ли это возраст — двадцать лет, или еще не очень.
За разговором не заметили, как спустились по Столешникову переулку, прошли площадь Дзержинского и площадь Ногина и очутились на набережной.
— Смотрите-ка! — удивилась девушка. — Устьинский мост!
Длинная очередь медленно двигалась вниз по гранитным ступеням к пристани речных трамваев.
— Вы катались когда-нибудь на речном трамвае? — спросил Федотов.
— Никогда.
— И я никогда. Покатаемся?
Он соврал. Катался уже, и не раз. Катание на речном трамвае предпочитал всем остальным столичным развлечениям — может быть, потому, что это напоминало о Днепре.
— Как легко с вами разговаривать! — признался Федотов, когда они уселись на верхней палубе. — Вам не кажется, что мы знакомы много лет?
— Кажется.
— А ведь я не знаю даже, как вас зовут.
— Максумэ.
— Павел.
Смущенно улыбаясь, они обменялись рукопожатиями.
— Какое у вас красивое имя — Максумэ!.. Его можно петь.
Спутница Федотова посмотрела на него, не поворачивая головы, — уголком настороженного черного глаза. Что-то уж очень он расхрабрился!..
— Как красиво на реке! — сказал она, осторожно переводя разговор на другую, более безопасную тему. — Город будто позолочен, правда?