Алистер Маклин - Искатель. 1994. Выпуск №5
— Два дня они наверняка продержатся, — ответил Хансен. — Пока с ними все в порядке. Хотя холод там стоит собачий и доброй половине из них необходимо лечение.
— Прекрасно. Все хорошо, что хорошо кончается. Наша полынья перестала смерзаться полчаса назад. Теперь мы можем спокойно погружаться. Правда, не сию минуту: мы установили причину поломки эхоледомера и предстоит чертовски сложная и тонкая работа, часа на два, на три. Отремонтируем — двинемся дальше. С исправленным эхоледомером мы тщательно сможем обследовать лед в окрестностях «Зебры», найти место, где он тоньше, выпустить торпеду и спокойно всплыть. Если толщина льда будет четыре-пять футов, сделать это несложно.
— Да, это уж точно, — согласился Хансен. Он уже допил свое снадобье — крепчайший «бурбон», — тяжело встал и потянулся. — Итак, снова за работу.
— Как вы считаете, мы должны… взять тела погибших с собой, в Англию?
— Плесните мне еще каплю «бурбона», капитан. Единственное, чего, признаться, мне недоставало последние несколько часов, так, это вашего чудесного лекарства.
Я подождал, пока он наполнит мой стакан, после чего продолжал:
— Думаю, нам не придется везти их с собой в Англию. Они не просто мертвецы — это груда трупов, обезображенных до неузнаваемости. Пусть лучше останутся здесь.
У капитана словно гора свалилась с плеч. Выждав немного, он сказал:
— А как со всеми этими системами обнаружения русских ракет? Они тоже сгорели?
— Понятия не имею — не проверял, — только и ответил я.
Скоро он сам убедится, что ничего подобного на «Зебре» отродясь не было. Я даже не мог себе представить, что скажет капитан, когда узнает, что вся эта история — сказка, которую я сочинил в Холи-Лохе, чтобы обвести вокруг пальца не только его, но и адмирала Гарви. Но теперь мне было решительно все равно. Я вдруг почувствовал себя смертельно уставшим, но заставил подняться на отяжелевшие ноги и, пожелав капитану доброй ночи, оставил его.
Когда я вошел в каюту Хансена, тот уже спал без задних ног, бросив где попало одежду. Я разделся, повесил амуницию на вешалку, а манлихер спрятал в чемодан. Потом забрался в койку и попробовал уснуть. Однако сон не шел. Слишком много тяжких мыслей кружилось в моей бедной голове. Я встал, надел рубашку, штаны и в таком виде направился на центральный пост. Я провел там весь остаток ночи, расхаживая из угла в угол и наблюдая, как два техника разбирали и собирали хитроумные механизмы эхоледомера, затем принялся читать поздравительные радиограммы, продолжавшие поступать из разных концов света, потом мы разговаривали с вахтенным офицером о том о сем и пили кофе — кружку за кружкой, — который варили тут же, на месте. Так пролетела ночь, а когда наступило утро, я ощутил себя свежим и бодрым, несмотря на то, что не сомкнул глаз ни на минуту.
За завтраком в кают-компании настроение у всех было приподнятое. Офицеры знали, что команда потрудилась на славу и весь мир по достоинству оценил мужество и отвагу американских подводников.
— Сегодня мы обойдемся без добавки кофе, — объявил Свенсон. — Люди на «Зебре» ждут нашей помощи, и мы не можем терять ни минуты. Уверен, мы спасем всех, однако сейчас их положение критическое — главным образом из-за жестокого холода. Эхоледомер починят через час — во всяком случае, я на это очень надеюсь. Так что скоро пойдем на погружение, а эхоледомер проверим на глубине. Потом заряжаем торпедные аппараты — двух торпед, думаю, будет достаточно. И берем прямой курс на «Зебру».
Через двадцать минут «Дельфин» уже был там, где ему и следовало быть, — на семидесятифутовой глубине ниже уровня моря, а точнее, ледяной шапки. А еще через десять минут, наскоро проверив исправность навигационных систем и сверив положение по штурманской карте, мы наконец легли на заданный курс. Эхоледомер снова был в полном порядке — он, как и прежде, со скрупулезной точностью вычерчивал изогнутые линии хребтов и долин на донной поверхности ледяной шапки. Капитан Свенсон удовлетворенно качал головой.
— Так, пора заряжать, — кивнул он Хансену и Миллзу, командиру торпедного расчета. — Не желаете ли составить им компанию, доктор Карпентер? Или, может быть, вы знаете, как заряжаются торпедные аппараты?
— Признаться, я никогда раньше этого не видел, — ответил я. — И мне было бы очень интересно взглянуть.
Молча оценив внимание капитана по отношению ко мне, я отправился следом за Хансеном и Миллзом. Лейтенант Миллз был чем-то похож на штурмана Рэберна: их обоих скорее можно было принять за выпускников колледжа, нежели за видавших виды офицеров-подводников.
Хансен остановился у какого-то пульта с лампочками и стал их внимательно изучать. Он всю ночь проспал как убитый, и сон явно пошел ему на пользу: глаза его глядели весело и бодро, и только порезы на щеках и подбородке напоминали о наших недавних приключениях. Удостоверившись, что все в полном порядке, старпом подозвал меня к пульту и принялся объяснять что к чему:
— Это контрольные лампочки, док, они показывают, в каком состоянии находятся торпедные аппараты. Если лампочки зеленые, значит, щиты наружных крышек аппаратов задраены наглухо. Шесть крышек открываются со стороны моря — это передние крышки и шесть открываются вовнутрь — это задние крышки, они служат для заряжания торпедных аппаратов. Всего у нас двенадцать лампочек, и мы внимательно следим, чтобы они всегда были зелеными. Если хоть одна будет красной — значит, соответствующая передняя крышка открыта. Короче, это значит, что дело дрянь, понятно?
Затем мы двинулись по проходу дальше, миновали кают-компанию и по широкому трапу спустились в столовую команды. Оттуда наконец попали в отсек запасных торпед. Когда я был здесь последний раз, на следующее утро после того, как мы вышли из Клайда, я видел тут девять или десять матросов — они лежали на койках и мирно спали. Теперь же койки были пусты. Нас ждали пять человек: четверо матросов и старшина по фамилии Боуэн, которого Хансен в нарушение устава называл просто Чарли.
— Сейчас вы поймете, — обратился ко мне Хансен, — почему офицерам у нас платят больше, чем матросам, и, кстати, правильно делают. Пока Чарли со своими молодцами будет отсиживаться за двойной таранной переборкой, нам придется лезть в торпедный отсек и проверять, все ли торпедные аппараты в порядке. Так велит устав. Выдержка, хладнокровие и стойкость офицеров — залог безопасности матросов.
Боуэн усмехнулся и открыл дверь в первой переборке. Мы перешагнули через порог восемнадцатидюймовой высоты, подождали, пока матросы задраят за нами дверь, после чего Хансен открыл дверь в передней переборке, и мы очутились в носовом торпедном отсеке. Оставив дверь широко открытой, Хансен закрепил ее с помощью тяжелой вертикальной задвижки.
