Николай Коротеев - Мир приключений 1974
— Очень просто: они готовы разнести вдребезги свой корпус, лишь бы вырваться на волю.
— А те, кто не может ходить?
— Они берут их с собой на носилках.
— Поразительно!.. — пробормотал председатель комитета. — А как со штурманом, который пострадал за всех? Ведь он в тяжелейшем состоянии, огонек его сознания почти угас…
— Григо они тоже берут с собой.
— Чего вам опасаться? У бедняг нет оружия, голыми руками они ничего не сделают, — сказал председатель комитета.
— «Голыми руками»! — усмехнулся начальник «Сигмы», маститый ученый. — Они вооружились чем только можно, использовали все подручные средства, включая сюда толстые ветви и стволы деревьев из оранжереи.
— Нам нужны еще сутки, чтобы получить препарат, — сказал председатель комитета. — Когда орионцы хотят приступать к штурму?
— Да сейчас, немедленно.
— Почему не сообщили раньше? — нахмурился председатель.
— Они разбили электронную систему оповещения…
— Выхода нет, — сказал председатель комитета. — Придется их усыпить. Дайте команду — какое они там имя придумали? — Семиглазу, чтобы…
— Семиглаз разбит.
— Тогда аварийной системе: пусть наполнит все комнаты корпуса усыпляющим газом.
— Орионцы собрались в центральном зале, — сказал начальник «Сигмы», — потому задача упрощается. Там под полом имеются наготове облака наркотического газа.
— Действуйте, — сказал председатель комитета. — Завтра мы приступим к лечению орионцев.
— Какие мужественные люди! — сказал начальник «Сигмы». — Они готовы предпочесть смерть неизвестности.
— Мы сделали для них все, что в наших силах… — заметил кто-то.
— Мы должны сделать для орионцев больше чем всё, — резко ответил председатель комитета.
ЭПИЛОГ
Сияющая огнями бухта охватила залив. Свежий запах йода, доносимый морским бризом, смешивался на берегу со смолистым духом туи, с еле уловимым ароматом магнолий.
Любава и Эо шли рядом.
Еле приметная в сумерках тропинка то петляла у скал, то сбегала вниз, к самой ленте беспокойного прибоя.
Скоро начался подъем.
— Ну и денек был! — нарушила паузу Любава. — Я запомню его на всю жизнь. Да и все орионцы, наверно, тоже. Сколько теплоты мы сегодня встретили, сколько участия!.. И солнце нынче было под стать землянам. Оно светило так ласково, так упоительно… Именно таким я и представляла его там, на борту «Ориона». Знаешь, Эо, в полете я повидала много солнц, много чужих звезд. Были среди них и красивее, и жарче нашего, но земное светило всегда будет для людей лучше всех светил во Вселенной.
— Земля, согретая солнцем, — это наша родина…
— А родина у человека может быть только одна, — закончила Любава.
Эо замедлил шаг и подошел к темной скале, которая угрожающе нависла над тропинкой. Постоял с минуту, будто к чему-то прислушиваясь.
Остановилась и Любава.
— А знаешь, — сказал тихо Эо, — скала тоже запомнила нынешний день.
Любава повернула к Эо лицо. Отвечая на безмолвный вопрос, Эо обнял девушку за талию и осторожно подвел к темной массе скалы. Нагретый за день гранит еще источал солнечный жар. Любава тихонько прислонилась щекой к камню.
— Гранит сохраняет тепло, словно память, — пояснил свою мысль Эо.
Любава на минуту прикрыла глаза.
— Там, в Гостинице «Сигма», я мечтала об этой минуте, именно об этой, — произнесла она. — И верила в нее. Быть среди землян… Ощутить, что звездный путь «Ориона» завершен. И прислониться щекой к земному камню, нагретому ласковым солнцем…
Сюда еле доносились голоса и смех. Далеко позади и внизу остался дворец, сотканный из воздуха и света. Оттененный тремя горами, он возвышался громадным сверкающим кристаллом. Там гремел еще традиционный праздник, посвященный избавлению орионцев от смертельной опасности, возвращению их в единую семью землян.
Любава вновь остановилась, заглядевшись сверху на море.
— Маяк пульсирует, словно сердце, — сказала она.
— Пойдем, — произнес Эо и взял Любаву за руку. — Нам с тобой идти еще далеко-Влажный гравий давно уже сменился каменистой крымской почвой. Тропинка сделала еще один поворот, и вверху среди звезд прорезалась одинокая скала.
— Чертов палец? — спросила Любава.
— Угадала, — сказал Эо.
Девушка улыбнулась, блеснув в темноте зубами.
— Не мудрено, — произнесла она. — Ты мне столько раз описывал его, что я встретила Чертов палец, как старого знакомого.
— И Ласточкино гнездо узнала?
— Узнала.
Любава присела на жесткую траву у тропинки, прислонилась спиной к валуну.
— Я еще не могу долго ходить… — начала она.
— Отдохнем, и я устал, — перебил Эо.
Любава сняла туфли, вытянула ноги. Эо растянулся прямо на тропке.
Голоса сюда почти не доносились, ропот прибоя лишь подчеркивал тишину.
— Сколько людей прошло здесь до нас! — сказал Эо.
— И сколько пройдет после нас! — откликнулась Любава.
Между скал внизу виднелся кусок спокойного моря, перечеркнутый лунной дорожкой. В стороне провисала черная нить подвесной дороги, связывающей берег с биостанцией.
— Еще не привык я к этой дороге, — сказал Эо, уловив взгляд Любавы.
Любава знала, что подвесную дорогу, связывающую грузовой порт с биостанцией, выстроили в недавние тревожные дни, когда шла борьба за жизнь орионцев.
Любава погладила курчавые волосы Эо.
— Знаешь, что больше всего потрясло меня во Дворце встреч? — сказала она. — Не радушие землян — мы ждали его. И даже не то, что вы спасли нас, — мы верили в это. У меня просто слезы навернулись, когда повстречались два Браги — Петр и Ант, предок и потомок…
— Что касается Анга, то он давно мечтал об этой встрече, — заметил Эо.
— Ты знаком с ним?
— Еще бы! Мы с ним вместе встречали «Орион». — Эо нахмурился от нахлынувших воспоминаний. — Между прочим, я тогда же напророчил Анту, что корабельный математик — его дальний предок.
— Подумаешь, пророк! — фыркнула Любава. — Они так похожи, что угадать это нетрудно.
Отдохнув, они двинулись дальше.
— У меня странное ощущение, будто я здесь бывала когда-то, — негромко сказала Любава. — Словно после долгой разлуки я вернулась домой и теперь узнаю прежние места. Как это может быть? — посмотрела она на Эо. — Ты же знаешь, я родилась на «Орионе» и никогда прежде не ступала по земле.
Любава несла туфли в руке, помахивая ими в такт шагам.
— Хорошо идти босиком, — сказала она.
Этой тропинкой Эо шел впервые. Это он помнил отлично. Вечно опаздывал, всегда не хватало времени, постоянно пользовался тем или другим летательным аппаратом. Почему же и его охватило сейчас чувство, что он уже бывал здесь?..
