Александр Кулешов - Мир приключений. 1984 год
Конфуций — не единственный философ, чьи произведения постигла столь печальная участь. Греческий философ Протагор, тот самый, которому принадлежит фраза “Человек есть мера всех вещей…”, был приговорен к смерти, а его сочинения — к сожжению. Специальный декрет предписывал обыскивать дома частных лип. изымать произведения этого философа и жечь их на городской площадин Это было сделано. Сочинении Протагора до нас не дошлон Сквозь две с половиной тысячи лет мерцает нам недобрым светом багровая звездочка этого костра. Одного из первых, на котором горели книги.
Вскоре от его пламени вспыхнули и другие В III веке до нашей эры сирийский царь Антиох Епифан жег книги евреев А в 272 году до нашей эры запылали костры в Риме. Позднее римский император Август приказал сжечь все книги по астрономии и астрологии.
Даже произведения Гомера не избежали пламени. Недоброй памяти император садист Калигула пытался запретить “Одиссею” и уничтожить все экземпляры поэмы.
Было бы странно, если бы Нерон, человек столь свободно обращавшимся с огнем, что сжег Рим, пощадил бы книги. И действительно. Нерон не пощадил книг. Ярким костром горели они у ворот императорского дворца Смотреть на этот огонь императору было, очевидно, особенно приятно в нем погибли сатиры, написанные против него.
Уничтожение книг привело к тому, что из обширнейших свидетельств прошлого — трудов по истории, литературе, науке — до нашего времени сохранились лишь отдельные фрагменты. По этим отрывочным, неполным, разрозненным произведениям мы вынуждены восстанавливать прошлое, пытаемся узнать о нем.
О многих книгах, многих авторах древности мы не знаем практически ничего — до нас дошли лишь упоминания о них и ссылки Мечтою историков стало разыскать эти книги. Не исключено, что тысячи лет лежат они где-то в забытых тайниках, ожидая того мгновения, когда счастливый случаи обнаружит их Не раз казалось, что некоторые из потерянных книг вот-вот выйдут из небытия Но они появлялись только для того, чтобы в следующее мгновение исчезнуть снова — возможно, навсегда.
XVIII век, Истанбул, столица Османской империи. В городе — большой пожар, пылает гарем султана. Секретарь французского посольства с любопытством, свойственным молодости, поспешил туда, откуда доносился запах черной гари и гул толпы. Для одних пожар дворца был развлечением. Для других — прекрасным поводом поживиться. Навстречу французу спешили какие-то люди, которые тащили куски драпировок, вазы, золоченые перила. Попался даже человек, который нес толстый фолиант. Он листает его на ходу, держа вверх ногами. Фолиант заинтересовал француза Заглянув в него, он изменился в лице. Это были сочинения Тита Ливня, которые сотни лет считались погибшими безвозвратно.
На беду, у француза не оказалось с собой денег. Повторив несколько раз, что вообще-то он не собирался продавать книгу и что он и сам был бы не прочь почитать ее, человек согласился все-таки дойти до дома секретаря, где у того были деньги. По настоянию француза драгоценный том был спрятан под плащ. Но они не прошли и сотни шагов, как водоворот толпы разлучил их. Бесценная находка была потеряна навсегда.
О печальной судьбе этой книги можно только догадываться. На эту грустную мысль наводит другой случай. Одна из потерянных книг Тита Ливия была порвана на куски и погибла. Ее плотные пергаментные страницы пригодились владельцу для различных хозяйственных нужд. Ученому, который набрел на эту находку, удалось заполучить лишь одну — последнюю — страницу!
Не намного добрее отнеслось время и к другим древним авторам. Из сорока книг Полибия только пять спаслись от гибели, а из тридцати книг Тацита — четыре. Плиний Старшин написал двадцать книг по истории. До нас не дошло ни одной!
Кто знает, какие из этих книг погибли на костре, который в I веке до нашей эры устроил римский император Август. Историк Светоний рассказывает, что по повелению императора было сожжено свыше двух тысяч различных книг.
Особое удовольствие римским властителям доставляло уничтожение христианской литературы. Позднее им было воздано той же монетой. Папа Григорий VII приказал предать пламени императорскую библиотеку в Риме. Уникальные рукописи и книги погибли в огне. К 1000 году существовало уже свыше двадцати восьми папских посланий и решений церковных соборов о запрещении книг. Это было в те времена, когда единственным способом распространения книг оставался долгий и малопроизводительный труд переписчика. Нередко изъятие и уничтожение одного–двух экземпляров книги означало ее окончательную гибель.
В 1497 году в Италии были сожжены “Божественная комедия” Дайте и “Декамерон” Боккаччо. Сожжение это организовал Савонарола, проповедник, фанатик и кумир толпы. Но судьба прихотлива. Участь, которой Савонарола обрек героев Боккаччо и Данте, через год стала судьбой его самого. Савонарола был обвинен в ереси и публично сожжен вместе со своими сочинениями.
Противоборство переписчиков книг и тех, кто уничтожал их, продолжалось всю историю, с тех пор как существует написанное слово. Чтобы переписать книгу, нужны недели, месяцы. Чтобы сжечь — достаточно нескольких минут. Не удивительно, что в этом противоборстве нередко побеждали факельщики. Европа оскудевала книгами. Как вы думаете, из скольких книг состояла французская королевская библиотека в середине XIV века? В шкафах из красного дерева, инкрустированных перламутром, стояло всего двадцать книг! Двадцать книг! Таков был прискорбный итог многолетнего истребления литературы.
***Дело, конечно, было не в книгах. Дело было в знаниях, которые несли книги. Не книг, а новых знаний боялись губители библиотек. Знания — это прогресс, это дальнейшее развитие человеческого общества. Но на пути прогресса всегда находились люди, желавшие затормозить его, люди, боявшиеся, что новые знания потрясут старые, привычные устои. И не только привычные, но и выгодные определенным слоям, группам, классам.
Мракобесие не возникает из пустоты, оно всегда имеет конкретные социальные причины. Обскурантизм в средние века, например, был своего рода разновидностью борьбы феодализма за свое существование — властители той эпохи прекрасно понимали, что просвещение ускорит гибель их строя. Еще бы! Если дать образование крепостным массам, что останется от крепостничества? Можно рассказать в этой связи историю еще одной исчезнувшей библиотеки. На этот раз дело было в России.
1773 год. Осень, промозглый октябрь. В столицу Российской империи Санкт-Петербург из далекого Парижа приезжает старый и больной, скромно одетый во все черное человек. Он проделал этот тяжелый для него путь на лошадях, путь, длившийся несколько месяцев, только потому, что его лично пригласила русская императрица Екатерина II. И он сразу же был принят ее величеством. “Двери кабинета императрицы, — пишет он в одном из своих писем, — открыты для меня все дни. Я вижу ее с глазу на глаз с трех до пяти, а порой и до шести”. И сама императрица не скрывает своего удовольствия от бесед с парижским гостем. Этим гостем был знаменитый ученый и публицист Дени Дидро, один из славной плеяды французских энциклопедистов.
