Роберт Крафт - Икс-металл
— Это невозможно, это немыслимо, чужеземец! Ты не знаешь сам, чего ты требуешь!
Но я упорно стоял на своем и видел, как мало-помалу отвоевываю территорию.
Мой наставник и руководитель начал говорить, что снятие «макази» оскорбит все население, что сам Малек откажется от помилования. Потом речь пошла уже не о том, что Малека нельзя, немыслимо помиловать, а о том, что его невозможно снова объявить «кази».
И я понял, что тут я дошел до границы, перешагнуть которую мне не удастся.
Но если нельзя перешагнуть препятствие, то, вероятно, его можно обойти.
И я предложил следующую комбинацию:
— Малек остается «макази». Это означает, что он не должен жить. Как это понимать? Я понимаю так: не должен жить среди объявленных «макази». Но может жить вне их общества.
Почему нет?
Разве свет клином сошелся? Разве у тех же вулодов нет массы мест вне их родового гнезда, за стенами кратера? Разве они не являются обладателями нескольких маленьких оазисов в пустыне, где расположены отдельные форпосты?
Пусть один из этих маленьких оазисов обратят в подобие «русской страны изгнания» — угрюмую Сибирь — и отправят туда Малека с обязательством никогда не возвращаться в центральный поселок, не вступать в отношения с остальными вулодами.
— Но он сам не согласится на это! — упорствовал Алледин. — Это ведь опозорит его в его собственных глазах!
— Ладно! А правда ли, что ни один вулод не имеет права ослушаться приказания Санниаси?
— Разумеется! Ослушание немыслимо. Ведь Санниаси передает людям волю самого божества…
— Ну, так пускай же Санниаси и передаст Малеку такую волю Индры, Агни, Санниа или кого угодно:
— Малек изгоняется, а в наказание за его прегрешения он осуждается на жизнь в отдаленном оазисе, а не на смерть. Подчинится ли Малек этой воле божества?
— Подчинится, но…
— Стоп! У Малека есть невеста.
— Да! Это одна из молодых жриц богини Санниа, красавица Равиенна.
— Если бы Малек умер, должна ли была бы Равиенна умереть?
— Нет. Они страстно любят друг друга, но они еще не стали мужем и женой. Равиенна — невеста и потому свободна остаться живой.
— Но что она сделает, если Малек умрет?
— Она принесет себя в жертву богине Санниа.
— А если Малек будет только изгнан?
— Она… она, надо полагать, последует за ним в изгнание. Она его любит до безумия…
— Ну, так вот что: пусть же Санниаси изъявит всенародно волю божества, чтобы Малек был только изгнан и чтобы до его смерти с ним вместе в оазисе жили несколько человек рабочих со своими женами и детишками. Постой, Алледин! Я еще не все сказал. Когда Санниаси будет выбирать для отправления в изгнание людей, пусть его перст отмечает имена тех, кто не иначе как в ближайшем будущем подвергся бы обречению на смерть…
Жрец хотел что-то возразить, но сдержался, поклонился мне и сказал вежливо:
— Ты гость наш, и я думаю, Санниаси признает возможным сделать приятное тебе. Я иду!
И он ушел объясняться с вулоджистанским далай-ламой, или, вернее, с главными жрецами: я подозреваю, что сам Санниаси отнюдь не был всемогущим и что настоящими распорядителями судеб Вулоджистана и всех пятидесяти тысяч вулодов были именно товарищи Алледина, семеро главных жрецов, а Санниаси являлся только куклой, пляшущей под их искусную дудку…
Но это меня не касалось. Мне хотелось только спасти Малека и нескольких рабочих.
Да, я учитывал то обстоятельство, что в первое время Малек, воспитанный в традиции беспрекословного подчинения судьбе, да и не только подчинения, а принятия с восторгом вести о необходимости принести себя в жертву кровожадному культу вулодов, будет чрезвычайно огорчен и подавлен отменой смертного приговора и заменой его изгнанием. Он будет чувствовать себя опозоренным и начнет искренно думать, что смерть была бы лучше, чем позор отщепенства.
Но только первое время. И пусть в эти дни он будет проклинать меня.
Зато потом, когда развеется кошмар, когда уйдет этот проклятый гипноз, навеянный на него близостью к Санниаси и его присными, инстинкт жизни, сильный в каждом существе, возьмет свои права, и тогда, быть может, Малек иначе посмотрит на все происшедшее…
Теперь мне оставалось только постараться воздействовать на его невесту, прекрасную Равиенну. Последние дни мы все трое, то есть я, Шарль Леонар и Карпентер, имели известную свободу действий. Нам было только воспрещено входить в непосредственное общение с рабочими и простыми обывателями Вулоджистана, и нас расселили в разных местах. Да если бы позволение это и имелось, едва ли было бы возможно такое общение, ибо только жрецы и воины обладали знанием английского языка. Остальные говорили только по-вулодски, то есть на архаическом языке индусов. Из нас троих только один Шарль Леонар мог бы объясняться с ними, но он скрывал свои знания языка, преследуя какую-то очень важную цель.
Вспоминая, что я несколько раз раньше видел Малека в компании с удивительно красивой молодой девушкой, которая издали меня дружелюбно приветствовала, я сообразил, что эта красавица должна была оказаться невестой воина, той самой Равиенной, которая была мне нужна. Поэтому я немедленно отправился на ее розыски, и мне посчастливилось встретить Равиенну в нескольких шагах от одного из домиков, отведенных мне и моим товарищами в качестве временного жилья.
— Привет тебе, красавица! — сказали я девушке.
— Благодарю тебя, чужестранец! Привет и тебе! — ответила она на довольно недурном английском языке.
— Я слышал, что твой избранник объявлен «макази»?
Лицо красавицы побледнело, глаза померкли.
— Через четырнадцать дней, в день, посвященный почитанию богине Санниа, Малек принесет себя в жертву! — дрогнувшим голосом ответила она.
— А что будешь делать тогда ты? — допытывался я.
— Я? — как будто даже изумилась вулодка. — Я, конечно, последую за ним.
— Но ведь ты же еще не жена ему?
— Но я поклялась принадлежать ему в жизни и смерти! Смерть не разлучит нас, а соединит!
— А не было бы лучшим, если бы вас соединила не смерть, а жизнь?
Прекрасное лицо опять побледнело, на пушистых ресницах проступили слезы.
Тревожно оглянувшись вокруг и убедившись, что нас никто не подслушивает, Равиенна быстро шепнула:
— Но ведь спасения нет и быть не может!
— А если бы я устроил так, чтобы смертный кубок не коснулся уст любимого тобой человека?
Девушка схватила меня за руку.
— Ты можешь сделать это? О, боги! Так сделай же!
— А если это можно сделать только при условии объявления Малека отверженным? Если Санниаси изгонит его из этого края?
