Поль д'Ивуа - Тайна Нилии
Наконец-то он увидит ее! Но кругом царил беспросветный мрак; однако Джек знал, что в этой поперечной перегородке должна была находиться дверь, он ощупью нашел ее и, нажав кнопку потайной пружины, распахнул ее и очутился на пороге ярко освещенного электричеством помещения.
Глава IX
СФИНКС
У маленького подъемного столика, спиной к дверям, сидела женщина и читала книгу при свете электрической лампочки. Она, по-видимому, ничего не слышала. Джек, затаив дыхание, вошел, как заколдованный, и не мог свести с нее глаз. Женщина эта несомненно была молода; ее обнаженная шея и руки были белы и нежны, густые темно-каштановые волосы широкой волной сбегали по спине и плечам, и чудный своеобразный наряд облекал ее стройный и вместе роскошный стан. То было подобие длинной греческой туники, схваченной на плечах массивными золотыми аграфами и подпоясанной золотым поясом, украшенным драгоценными камнями; своеобразный головной убор из золота и камней дополнял этот странный живописный наряд.
Однако нельзя было терять времени.
— Нилия! — произнес в полголоса Джек, но красавица не обернулась. Он еще раз повторил это имя несколько громче. Тогда та подняла голову, прислушалась и посмотрела в ту сторону, где стоял Джек. Увидев его, незнакомка испуганно вскочила со своего места, смотря на него в упор.
Джек умоляющим жестом протянул вперед руки; такой ослепительной и чарующей красоты он никогда не видал и даже в мечтах он не представлял ее себе столь прекрасной. Голос замер у него в груди; с минуту он не мог произнести ни слова, и вдруг знакомый, мелодичный голос Нилии спросил его:
— Кто вы? Откуда вы?
— Я — Джек Прайс, — тихо ответил юноша. — Я тот, которому вы приказали изучить планы карроварки, и я пришел сюда, потому что не нахожу себе покоя, потому что на вас одну я возлагаю все свои надежды!
— Джек Прайс, — повторила незнакомка чуть слышно… — Не помню… не могу припомнить… где же я вас видела?
— Мы не виделись никогда, но я знаю ваше имя — вас зовут Нилия! Не так ли?
— Да, меня так зовут. Но это ли мое настоящее имя, я не знаю?
— Но так вас знали и цыгане? — спросил он.
— Как? Вы знаете и об этом? Кто бы мог рассказать мое прошлое?
— Вы сами! — сказал Джек и, видя ее крайнее недоумение, быстро, в кратких словах, рассказал все, что было.
Она молча и внимательно слушала его, и когда он окончил, она с болезненным усилием мысли произнесла:
— Я ничего, ничего этого не помню. Да, видно, часть моих действий вне моей воли. Я живу временами какой-то бессознательной жизнью, но я чувствую, что он говорит правду… да, я когда-то произносила те слова, которые он сейчас повторил, но где? Когда?.. Какая-то темная пелена тяготеет над моею мыслью, над моим духом… я не вижу, я ничего не вижу! — почти с отчаянием докончила она свой монолог.
Джеку было жаль ее до слез, он схватил ее руки, которые она не отнимала у него, и ласковым успокаивающим голосом произнес:
— Да, вы пока еще невольница этого низкого подлого человека, но если вы захотите довериться мне, то вскоре будете свободны!
— Свободна! — повторила она, и луч радости озарил ее прекрасное печальное лицо. — Нет, — простонала она, — нет, это невозможно!
— Почему?
— Он нас настигнет, где бы мы ни были… завладеет мной снова, а вас… вас он обречет на страшные муки!
— Это злой гений, все, что он хочет, он может осуществить. Он читает, как в книге, в мыслях людей… нет, нет, я не хочу, чтобы тот, кто первый выказал ко мне расположение, стал жертвой своей доброты.
Вдруг послышался металлический звук складной лестницы. Щелкнула пружина трапа.
— Это он идет! Вы погибли, если он вас застанет здесь! — сиплым шепотом прошептала Нилия. — Спрячьтесь. Вы не знаете его силы… перед ним вы склонитесь, как слабый тростник. Спрячьтесь! Спрячьтесь! — твердила она побледневшими губами в то время, как глаза ее, чрезмерно расширенные, становились неподвижными, точно стеклянными, и все лицо принимало какое-то окаменелое застывшее выражение испуга.
Вдоль стен стояли два больших деревянных ларя — Джек приподнял крышку одного из них и, найдя его пустым, забрался туда, спеша успокоить Нилию, которая была сама не своя от волнения и непостижимого страха, овладевшего всем ее существом.
— Прикажите мне лгать! Ах, прикажите, чтобы я ему лгала! — молящим голосом обратилась она вдруг к юноше, который уже опускал над головой крышку ларя. Но не успел он ответить, не успел раскрыть рта, как она опустила крышку, бормоча шепотом: — Скройся! Исчезни! Он идет! — и отошла на средину каюты.
В этот самый момент дверь отворилась, и вошел Кауфман. Он подошел к Нилии и схватил ее за кисти рук. Молодой Прайс в своем тесном ларе, уступая настоянию Нилии, шептал:
— Надо лгать! Надо искажать истину, раз ты это находишь нужным, Нилия, лги, лги ему!
Вслед за этими шепотом раздался голос Кауфмана:
— Ты видишь?
— Вижу Робера Лавареда; он в каземате крепости!
— В каком? — спросил Кауфман.
— В каземате под № 131! — ответила Нилия, и Джеку показалось, что она умышленно говорит громче, чтобы он мог слышать ее.
— Что он делает?
— Он спит. Его подземный каземат приходится за оградой стены, под садом старого богача Бабинова… Лаваред не может уйти из своей тюрьмы, так как над ней лежит толстый слой земли, а над самым сводом его каземата стоит на кирпичном пьедестале бронзовая урна, которая всегда служила вазой для цветов!
— Довольно, не болтай шуток, отвечай только на мои вопросы! — резко оборвал Нилию Кауфман. — Надеется ли Лаваред, что его друзья освободят его?
— Нет, но он думает, что улики против него недостаточны и что к нему отнесутся милостиво!
— А кузен его Арман Лаваред?
— Он и жена его, а также Лотия Хадор теперь на пути в Каир; послезавтра они прибудут сюда, в три часа пополудни, они будут на площади Руннеле у фонтана, женщины в наряде арабских женщин, под покрывалом, француз в белом бурнусе и с жезлом, на котором изображена золотая фигура сфинкса, вместо набалдашника.
— И мы захватим их! Говори! Захватим?
— Да, если в назначенный день и час вы будете на месте! — ответила Нилия.
— Куда они намерены направиться после того?
— Не знаю…
— Ты должна знать! Ищи, смотри!
— Я ищу, но ничего не вижу! — слабеющим, точно замирающим голосом произнесла Нилия.
— Я хочу, требую, чтобы ты видела! — строго и повелительно приказал Кауфман.
— Я старалась увидеть, но нет, не могу… все застилает туман.
— Ты увидишь! — злобно и визгливо воскликнул немец. — Хоть умри, а рассмотри!
