Владимир Тучков - Дважды не живут
И после этого Аникеев также не стал выкобениваться, не стал объяснять хамскими словами, что его календарь расписан на полтора месяца вперед.
Поэтому заготовкой, которая была сформулирована как «у меня есть также и информация о том, что у определенной группы людей есть намерение не позволить претворить в жизнь этот долгосрочный план при помощи некорректных методов». Танцору пользоваться не пришлось.
Создавалось ощущение, что Аникеев был прекрасно осведомлен, с кем говорит и что именно ему хотят предложить.
Встреча была назначена на завтра, на четырнадцать ровно.
«При входе назовете свою фамилию, и вас проводят. Удостоверение личности не обязательно. До встречи», – сказал в финале неожиданно приятного разговора Председатель Аникеев, человек не менее могущественный, чем Председатель Илларионов. А может быть, и более.
«Да, подлинная сила проста и не требует доказательств своего величия в повседневной реальности», подумал Танцор.
Еще он подумал, что совершенно напрасно приготовил липовое удостоверение на имя некоего Лабунца, с которым никогда знаком не был. Лишь в начале девяностых слышал его бредовые ночные эфиры на «Эхе Москвы», где тот в условно трезвом виде нес всякую ахинею про современное искусство и ставил сидюки модных на то время групп.
Эти две неравноценные мысли прервало чириканье настольного Пентиума, оповещавшего о том, что пришло письмо. Естественно, от Сисадмина, поскольку, в соответствии с непоколебимой уверенностью Стрелки, он был волнолоидом. И мог распространяться исключительно по проводам и кабелям.
tancor!
Надеюсь, ты не считаешь, что в древнем Китае никого, кроме Лао-Цзы, не существовало? Были и иные достойнейшие люди, оставившие по себе память своими величайшими мыслями, отраженными в произведениях. Рекомендую тебе познакомиться с притчей, сочиненной великим Чжуан-Цзы, мудрецам из мудрецов. Думаю, он сможет оказать тебе большую услугу. Думаю и то, что он созвучен твоему нынешнему состоянию. Промежуточному.
Цзи Син-Цзы взялся обучить для царя бойцового петуха. Через десять дней царь спросил:
– Ну как, готов петух?
– Нет еще, – ответил Цзи Син-Цзы, – чванлив, кичится попусту.
Через десять дней царь спросил его о том же.
– Пока еще нет, – ответил Цзи Син-Цзы, – откликается на каждый звук, кидается на каждую тень. Через десять дней царь вновь спросил его о том же.
– Все еще нет, – ответил Цзи Син-Цзы, – смотрит злобно, так весь и пышет яростью.
Через десять дней царь снова повторил свой вопрос.
– Вот теперь почти готов, – ответил Цзи Син-Цзы. – Услышит другого петуха – даже не шелохнется. Посмотришь на него – как деревянный. Достоинства его достигли полноты. Ни один петух не решится откликнуться на его вызов – повернется и сбежит.
Всего наилучшего, мой юный друг! Помни о заветах Чжуан-Цзы и не забывай яро меня, сентиментального старика. sisadmin
– Ну, и что ты думаешь по этому поводу? – спросил Танцор.
– А что тут можно думать? Хорошо, что он тебе прислал не то место, где Чжуан-Чжоу приснилось, что он бабочка. А проснувшись, решил, что он – бабочка, которой снится, что она – Чжуан-Чжоу. То есть не за последнего дремучего кретина тебя считает.
– Да я не о том, – возразил взволнованно Танцор. – Я ведь только что примерно то же самое думал: подлинная сила не требует доказательства. Что это?
– Ну, значит, – Стрелка начала взахлеб фантазировать, – он действительно волнолоид. И живет у тебя в мозгах. А может быть, у тебя какая-то изощренная шиза – «то, что было не со мной, помню», то есть изнасилование коллективным бессознательным. А также – автокоррекция памяти с целью достижения душевного комфорта. Замочил десять девушек, расчленил, зажарил, сожрал и напрочь забыл. До такой степени забыл, что ни один полиграф не покажет… Да мало ли… Он ведь нас пытается психами сделать. Помнишь, как в прошлом году долбал двадцать пятым кадром? Помнишь?
– Но все-таки…
– Все-таки я пошла покупать тебе галстук. А тебя оставляю за старшего. Смотри, дверь никому не открывай, отвечай, что взрослых дома нету. И телефон не бери. А то бед потом не оберешься.
***
На следующий день, максимально изменив внешность – для чего, в общем-то, достаточно было надеть костюм с галстуком и спрыснуться одеколоном – Танцор подвалил к Петролеум-банку. Который, в отличие от Трейд-банка, не возвышался над Замоскворечьем перстом, указующим в небеса, а расползался по Марьиной Роще на два квартала, словно злокачественная опухоль.
Действительно, стоявший на часах черноформенник, услышав фамилию Лабунец, с готовностью поднял трубку и вызвал провожатую.
Провожатая оказалась еще любезнее, – что Танцор, будь он кавказских горячих кровей, мог бы принять за предложение заняться сексом прямо в лифте.
Артемий Борисович Аникеев был приветливым, даже, можно сказать, задушевным пожилым человеком лет сорока пяти. Чуть выше среднего роста, с внимательными серыми глазами, с небольшими, чуть заостренными кверху розовыми ушами, в меру мясистыми, с изумительными передними фарфоровыми зубами.
Он поднялся навстречу гостю и радушно протянул руку, безымянный палец которой украшал некрупный, но, несомненно, очень дорогой перстень с сочным зеленым камнем, в котором Танцор безошибочно угадал чистейшей воды изумруд.
Тут же еле уловимая, словно шум небольшой лесной речушки, девушка-референт принесла две чашечки кофе. Чтобы мелодичное позвякивание позолоченных ложечек о веселый фарфор сняло напряжение первых минут общения.
Все это действовало до такой степени расслабляюще, что Танцору пришла в голову чисто поэтическая аллегория: «Звонить в фарфор зубов столовой ложкой…»
Танцор стряхнул наваждение и начал излагать суп» предложения:
– Волею судеб мне попала в руки дискета с номерами и ПИН-кодами пластиковых карт всех вкладчиков Трейд-банка. Зная из журнальных публикаций о тех непростых взаимоотношениях, которые существуют между вашими двумя банками, я думаю, что эта информация могла бы оказаться для вас полезной. Не поймите меня превратно, речь не идет о какой-то вульгарной продаже. Не скрою, что в определенной мере мной движет симпатия, которую я испытываю к Петролеум-банку. И мы могли бы…
– Как я понимаю, – прервал Танцора Аникеев, – вы бы не отказались от пятнадцатипроцентного пакета акций? – Сказав это, он еще более радушно улыбнулся, давая понять, что это шутка.
Затем начал говорить уже серьезно, но по-прежнему не снимая с лица улыбки.
«Весельчак, – понял Танцор, – так, видимо, все его и зовут».
Аникеев говорил, и говорил, и говорил. А у Танцора все больше, и больше, и больше вытягивалось лицо, не умевшее справиться с гримасой удивления, не способное загнать ее в какую-либо иную мышечную область тела.
