Петр Краснов - С Ермаком на Сибирь : сборник
— Ну, айда! — прикрикнул на Федю атаман.
— Атаман! она у меня ученая!..
— У нас тут, брат, не ярмарка, чтобы ученых собак на игрищах показывать! — сказал краснорожий казак.
— И мы не немцы или геновейцы[26] какие, чтобы такой пустяковиной заниматься.
— Атаман, — плача, говорил Федя, — позволь показать, что она умеет.
— А ну, пусть покажет, прикончить всегда успеем.
Лодка стояла у берега. Ее корма, где навалены были меха, упиралась в песок. На лодке никого из казаков не было.
— Восяй, — показывая рукой на меха и на атамана, сказал Федя, — принеси атаману лисицу.
Восяй проскочил мимо казаков на лодку, разметал мордой звериные шкуры и, схватив алый лисий мех, принес его атаману.
— Ах ты! — раздалось в толпе…
— Вот так пес!.. А ну-ка еще чего?
— Восяй, подай атаману соболя.
Собака без ошибки достала и принесла связку соболей.
— А еще, — ревели, хохоча, казаки.
— Восяй… куничку!
Восяй прыгнул в лодку, мордой разметал все меха и стал у борта, лая, точно что спрашивал.
— А ведь и точно… Куницы ни одной в добычу не попалось, — сказал молодой казак.
— Ну и пес!.. Такого пса точно на ярмарке можно показывать.
— Ну, — сказал атаман, — побаловались и буде… Айда на лодку.
— А собака?..
Никто ничего не ответил. Меркулов взял Федю под локоть и повел его, поталкивая на лодку. Остальные казаки толпою разом вспрыгнули за борт и разместились по скамьям. За Федей, незаметно в толпе казаков прыгнул в ладью Восяй и улегся комочком под его ногами.
Ни атаман, ни казаки не сказали ни слова. Точно не видали собаки.
Рыжий молодец отпихивался шестом от берега. Днище лодки скрипело по песку. Лодка мягко колыхнулась на глубокой воде. Казаки разобрали весла.
— На воду! — приказал атаман.
Мерно скрипнули весла у деревянных уключин, лодка понеслась по темневшей реке. За спиной у Феди молодой казак завел песню.
— Гей вы думайте, братцы, вы подумайте,
И меня, Ермака, братцы, послушайте.
Зимою мы, братцы, исправимся,
А как вскроется весна красная,
Мы тогда-то, други-братцы, в поход пойдем…
Мерно, в лад песне поскрипывали весла у деревянных уключин: — «випп — вупп… випп — вупп»…
XX
Воры-казаки
Ночь шли молча, без песен. Холодною сыростью тянуло от реки. Гребли осторожно, чуть-чуть. Не скрипели уключины. Свободные казаки притаились за бортами лодки. Пищали и луки были на готове. Маленькую чугунную пушку, стоявшую на носу будары[27] зарядили каменным ядром. Атаман Никита Пан зорко вглядывался в темноту.
На низком луговом берегу показались холмы, поросшие лесом. Еще тише стало на лодке.
Федя, напряженно смотревший туда, куда глядел атаман, увидал на темном небе восточный рисунок громадной башни и белые стены с бойницами новой крепости.
— Казань, — прошептал сидевший на дне, рядом с Федей, Меркулов. — Башня Сумбеки — в ней 35 сажень высоты… А то новые стены батюшка царь наставил заместо старых деревянных. И церкви православные — все его стройки.
— Тихо там! — грозно прошептал атаман. — Суши весла!
Лопасти весел повисли над водою. Лодка неслась от разгона и течением. Она точно призрак плыла мимо уснувшего города. На башнях желтыми огнями светились бумажные фонари. Огонек, качаясь, подвигался по стене, скрываясь за зубцами и вдруг появляясь. Проходила дозором стража.
— Слушай, — донеслось с Казанской башни.
— Слава Москве белокаменной! — жидким, дребезжащим голоском «по-московски», как перекликалась стража на стенах Московского Кремля, — ответили над самой рекой и так близко к лодке, что казаки круче нагнулись, пряча головы в плечах. Кто-то подле Феди на дне лодки тяжело и глубоко вздохнул.
— Слушай!.. — прилетело из глубины, сверху, точно с самой Сумбекиной башни, — глядеть на реку!..
Алым кругом закачался фонарь, точно старался осветить широкую Волгу.
— Глядим на реку!.. Слава Нижнему Новгороду!.. — задребезжал голос над водой. И, казалось, что человек стоит где-то близко от лодки.
Казачий струг несся тихо и плавно, управляемый одним кормовым веслом. Спящая Казань уходила назад.
Видны были деревянные пристани, где прозрачным звуком плямкала волна о борта лодок. На лодках горели фонари, и змеистый плавился от них по реке след и трепетал по волнам.
Казанские белые стены то подходили к самой реке, то поднимались на холмы и четко рисовались в глубоком небе, усеянном звездами. С берега тянуло терпким запахом соломенного дыма и пахло ладаном и еще чем-то пряным, что напоминало Феде те места московского торга, где торговали восточные купцы.
— Прошли Казанку? — прошептал атаман, и кто-то из казаков дрожащим шепотом ответил:
— Нет еще.
И уже сзади совсем тревожный, точно испуганный, раздался голос:
— Кто гребет?
На казачьем струге затаили дыхание. Лодка медленно уносилась течением.
— Кто гребет? — еще тревожнее донеслось с башни. Федя видел, как казаки подсыпали пороху под кремни пищалей. Незаметно по бортам поставили сошки[28].
Несколько мгновений, показавшихся Феде мучительно долгими, была тишина.
Последняя Казанская башня уходила назад. Совсем близко, — над самым казачьим стругом, распевный красивый голос ответил на встревоженный голос:
— Слава Твери-городу!..
Тот голос, что кричал тревожно: «кто гребет» — теперь успокоенно и тоже распевно издали ответил:
— Свияжску государеву слава!..
Казань осталась позади.
— На воду! — сказал атаман.
Весла мягко, без шума упали в реку.
— Навались!..
Подхваченный могучими гребками казачий струг точно приподнялся над рекой и полетел, шумно пеня воду.
За Казанью Волга круто повернула на юг. В темноте ночи за поворотом реки исчезли белые Казанские стены.
XXI
Ермаковы станичники
Эта ночь под Казанью тягостное оставила воспоминание у Феди. Он задумался и припомнил все то, что говорил ему в Москве про казаков Исаков.
Еще бы немного, открой казанскае стража казачий струг — и между казаками и царскими стрельцами начался бы бой… На чьей стороне надлежало быть Феде?.. Кому помогать?.. Казакам, которые его приютили, относятся к нему как к равному и так просто взялись доставить его к Строгановым? Никита Пан подарил ему синего немецкого сукна кафтанчик и козловые хорошие сапоги, Меркулов дал рубаху, а рыжий молодой запевала — Семен Красный — новые холщовые порты… Или стрельцам, правящим государево дело и обязанным не позволять казакам грабить по Волге? — Тем стрельцам, в чьих рядах в Москве сотниками служат Исаков и Селезнеев.
