Николай Шпанов - Война «невидимок». Последняя схватка
Это не понравилось Витеме. Он с тревогой следил за беседой, но ничего не слышал, кроме хриплого смеха Мейнеша. Мейнеш оглянулся, и Витема готов был поклясться, что боцман его заметил: что-то коротко бросил собеседнику, и Холт, метнув в сторону Витемы быстрый взгляд, торопливо скрылся.
Привычка за всеми наблюдать и всех подозревать выработала у Витемы обостренное чутье, и оно подсказало, что боцман колеблется, не знает, в какую сторону пойти. Витема ждал, что Мейнеш вернется, но тот лишь приветственно кивнул, хорошо знакомым Витеме движением засунул руки глубоко в карманы и неторопливо побрел по дорожке.
В первый раз за двадцать лет совместной работы Витеме захотелось пойти следом за Мейнешем — так, чтобы тот об этом не знал. В первый раз возникла мысль, что боцман пытается что-то скрыть от него. Но Витема тут же отогнал от себя эти подозрения, показавшиеся ему столь же нелепыми, как недоверие к самому себе.
Пастор готовит прием
Пастор Зуденшельд заканчивал приготовления к встрече судна, на котором должен был прибыть его двойник. Пастор сразу убедился в том, что предъявленный им пропуск — часы с головой Медузы — открывает перед ним все двери тайной полиции. Гестаповцы почтительно выслушивали его указания и немедленно приводили их в исполнение. Район предполагаемой высадки Найденова был заблаговременно и надежно изолирован от остальной территории острова Одиночества. По приказанию пастора ни один полицейский не должен был показываться на этом участке берега. Самую выгрузку предположено было произвести силами отрядов внутреннего Сопротивления. Незадолго до прибытия судна пастор собрал руководителей местного гестапо и еще раз настойчиво втолковал им, что ни один шаг не должен быть сделан без его приказа.
Вернувшись в гостиницу и поднявшись к себе в номер, пастор с видимым удовольствием сменил пиджак на пижаму. Он тщательно задернул штору на окне, дважды повернул ключ в двери. Стоя с зубной щеткой и стаканом в руках, он прислушался. За дверью, ведущей в ванную, отделявшую его комнату от соседнего номера, слышался плеск.
Эта дверь бывала всегда заперта, и за нею царила тишина. Пастор был единственным жильцом во всем верхнем этаже.
Он поставил стакан и тихонько подошел к двери. Осторожно вынув ключ, приник глазом к замочной скважине и увидел ванную комнату, а точности схожую с его собственной. Она была освещена. В ванне сидел человек.
Размеры скважины ограничивали поле зрения, но в зеркале на противоположной стене пастор увидел отражение широкой, покрытой густыми волосами спины. В одном месте волосы на спине словно вылезли и здесь виднелась впадина, которая, скорее всего, могла быть следом старой раны. Судя по всему, сидевший в ванне когда-то получил крепкий удар чем-то вроде кинжала с четырехгранным клинком.
По-видимому, каким-то неосторожным движением пастор выдал свое присутствие. Волосатая рука потянулась к выключателю, и свет в ванной погас.
Наутро, когда пастор спустился к завтраку, за столом сидел новый жилец. Пастор холодно поклонился и занял свое место, тайком рассматривая соседа.
Это был плотный, коренастый мужчина с широким обветренным лицом, наполовину закрытым седеющей бородой. Глаза его скрывались за большими темными очками. И борода и очки не понравились пастору. Он с раздражением прислушивался к громкому чавканью, с каким незнакомец поедал завтрак.
Пастор быстро съел яичницу и наскоро проглотил чашку кофе. Его беспокоило соседство с этим угрюмым субъектом. Но когда пастор вынул из-за жилета салфетку, готовясь встать, сосед, как бы невзначай, вытянул над столом огромную волосатую лапу, обнаружив спрятанные под рукавом часы-браслет.
— Не скажете ли мне, который час? — хрипло спросил он. — Мои часы что-то начали врать.
Пастор взглянул на часы старика и увидел на их циферблате знакомое изображение Медузы. С трудом скрыв волнение, он молча показал старику свой браслет. Тот удовлетворенно кивнул, не спеша поднялся и тяжелыми, шаркающими шагами направился к двери. Убедившись, что их не подслушивают, он быстро обернулся.
— Я позову вас, когда будет нужно. — И с этими словами вышел.
Пастор усмехнулся: едва ли Мейнеш полагает, что остался не узнанным. Фигура, хриплый голос, шаркающая походка, — все это однажды увидев, невозможно было забыть.
Почему пастор не выходил из каюты?
— Как барометр, Лунд? Похоже на то, что родина встречает нас приветливо, а? — Нордаль обвел рукой вокруг себя.
Горизонт был на редкость чист. Совершенно прозрачный воздух, ясное синее небо и зеркальная гладь моря — решительно все говорило о том, что последний день плавания будет спокойным.
Нордаль взял бинокль и стал вглядываться вдаль.
— Мне все чудится, что берег уже виден…
— Рано, — спокойно сказал Лунд. — Земля могла бы открыться около полуночи, но из-за темноты мы увидим ее, когда будем уже под берегом.
— Это поставит нас в трудное положение, Лунд. А вдруг мы столкнемся с немецкой охраной? А?
— Пастор обещал, что нас встретят в море и введут в бухту.
— А если не встретят, вы сами сможете войти в фиорд?
— Войти-то я войду, да не знаю, выйду ли.
Нордаль непонимающе взглянул на шкипера.
— Куда мы денем груз, если берег не подготовил приемку? — спросил Лунд. — Дважды такой удачи не бывает. Я до сих пор не могу понять, как мы миновали все линии английского и немецкого охранения. Нас даже ни разу не досмотрели. Просто чудо!
— Я не столько верю в чудо, сколько в то, что английские корабли были предупреждены. А нацисты только хвастают своим всезнайством.
— Дай бог, дай бог, — проворчал шкипер. — Но я еще не уверен в том, что все кончится так же благополучно, как началось.
— Сколько времени осталось до условленной встречи с лоцманским катером?
— Около шести часов.
— Пора готовиться к выгрузке.
— Не лучше ли подождать? — с сомнением произнес шкипер. — Не дай бог, столкнемся с немцем.
— Груз должен быть готов к спуску на берег в кратчайший срок. Пора поднимать его из тайников.
Лунд снова в сомнении покачал головой. Но Нордаль больше не обращал на него внимания. По его приказу люди приступили к растаскиванию ящиков с мирными грузами, которыми было замаскировано сложенное в глубине трюмов оружие.
Бледные сумерки медленно ложились на море. Скоро марсовый спустился на палубу, так как наблюдение стало бесполезным. Лунд нервно расхаживал по мостику, то и дело справляясь с курсом. Иногда, оглядевшись по сторонам, он быстро доставал из заднего кармана фляжку и отхлебывал несколько глотков. На полчаса, до следующего глотка, его настроение повышалось.
