Арсений Малинский - Линия перемены дат
Конечным продуктом радиоактивного распада являемся устойчивый элемент — свинец. Сам радий является продуктом радиоактивного распада более тяжелого элемента — урана…»
Он с досадой отшвырнул книжку в сторону. Какой-то идиотский уран… Причем тут уран, когда над ним нависла гроза? Нет, не удастся им оторвать от меня Зою… Пойду сейчас к ней и будь что будет…
Когда Алексей подошел к трапу, ведущему на площадку маяка, его окликнул снизу хрипловатый басок Григорьева:
— Леша! Иди-ка сюда! Интересную штуку покажу.
Вся решимость Алексея мигом улетучилась. Сигнальщик будто задался целью не оставлять его ни на минуту в покое. «Теперь уже не удастся незаметно проскользнуть к Зое Александровне», — уныло думал Перевозчиков, спускаясь к машинному отделению.
Григорьев стоял у открытых дверей машинного отделения и усиленно махал рукой Алексею. «Кто же сейчас на вахте в машинном отделении?» — силился вспомнить радист, подходя к сигнальщику.
Негромко и деловито стучал мотор. Из раскрытых дверей машинного отделения пахло нагретым маслом.
— Идем, — потянул сигнальщик радиста за рукав.
В углу машинного отделения у верстака стоял Федосов. Алексей сделал было движение, чтобы вырваться из рук Григорьева, но тот по-прежнему тянул его. Пришлось идти. Алексей и раньше много раз бывал здесь. Он подозрительно посмотрел на сигнальщика. Не собирается он устроить какую-нибудь каверзу? Но лицо Григорьева было просто довольным.
— Смотри, какая красота, — подтащил Григорьев товарища к верстаку.
На углу верстака был смонтирован маленький токарный станок.
— Это Кирилл Федорович из отпуска привез, — пояснил сигнальщик. — И молчит. Я случайно наткнулся на него…
По обычно угрюмому лицу механика пробежала светлая тень. Будто улыбка. Он искоса посмотрел на матросов, отошел к мотору, повернул какой-то рычажок и вернулся к станку. В стремительно-вращающемся миниатюрном патроне кулачками была зажата бронзовая болванка. Алексей с удивлением смотрел, как грубые, толстые, казавшиеся такими неповоротливыми пальцы механика осторожно и точно поворачивали рукоятки маленького суппорта. Из-под резца тлеющей махоркой рассыпались мелкие крошки стружки. Один кусочек отлетел и прилип к кисти радиста. Он почувствовал ожог и невольно посмотрел на свои, казавшиеся такими белыми и беспомощными руки.
Матросы неотрывно следили за сноровистыми осторожными движениями пальцев Федосова. Постепенно из неуклюжей болванки вырисовывались контуры легкого и изящного предмета. Наконец механик остановил станок, разжал кулачки патрона и снял изделие.
Повернувшись к открытым дверям машинного отделения, откуда падало больше всего света, все трое рассматривали изготовленную Федосовым вещицу. Алексей украдкой смотрел на лицо механика. Оно было спокойным и радостным. Глубокие морщины по углам губ разгладились, словно их стер лучик, блестевший на полированной поверхности предмета. Лицо стало добрым и веселым.
Федосов осторожно провел грубым пальцем с обломанным плоским ногтем по девственно-чистой поверхности предмета, сразу оставив на ней темный след. Механик полез в карман, извлек большой клетчатый платок и тщательно протер вещицу.
— Посмотри, — протянул он ее сигнальщику. — Это чернильница. Моей учительнице… — В голосе механика что-то дрогнуло. Алексей почувствовал, что он мучительно краснеет. Механик как ни в чем не бывало придвинулся к матросам, и вдруг Алексей услышал отвратительный запах винного перегара изо рта Федосова.
Радист инстинктивно отодвинулся. «Как же так? Ведь она говорила, что он уже не пьет? Как она ему позволяет? А он?..»
Сразу исчезло очарование, вызванное мастерством механика. Алексей враждебно посмотрел на Федосова. А радостное лицо у того излучало все тот же свет.
— Да… — протянул Алексей. — Пойдем, Петя.
— Постой. Кирилл Федорович, вы научите меня? — спросил сигнальщик.
— Чему? — оторвал глаза от чернильницы механик.
— Работе на станке.
Механик внимательно посмотрел на сигнальщика.
— Если хочешь, пожалуйста. А ты, часом, не собираешься тоже в институт?
Алексею почудилось, что насмешка, так явно сквозившая в интонации голоса механика, прямо относится к нему.
— Куда уж нам, малограмотным, — весело отозвался сигнальщик. Механик улыбнулся.
— Приходи в свободное время. Буду учить. Я ведь тоже могу. — Его холодные, сразу помрачневшие глаза на миг встретились с глазами Алексея. — Только без прогулок! — неожиданно резко закончил он и отошел к мотору, не обращая больше внимания на матросов. Они вышли.
— Видал? — тон Григорьева был открыто недружелюбным. — Эх ты, радист. Тоже, рыцарь нашелся. Совесть надо иметь…
15. НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ
Зоя Александровна была довольна понятливостью своих учеников. Она не считала трудом давать частые консультации. Но служба есть служба. Если у Перевозчикова появилось странное равнодушие к службе, то Штанько не забывал о необходимости выслеживать передачи неизвестного радиста. Поэтому временами то ему, то Алексею приходилось прерывать консультации.
Так и на этот раз. Штанько взглянул на часы, поднялся и сказал:
— Дела. Извините, надо идти.
Проводив взглядом главстаршину, Зоя Александровна пожала плечами.
— Удивляюсь. Такая спокойная жизнь здесь. Какие могут быть неотложные дела? Ведь он вахту не стоит?
— Стоит… — вырвалось у Алексея. Он прикусил губу.
Зоя Александровна удивленно подняла брови.
— Он же начальник поста. Ну вот вы стоите вахту. Отстояли свои часы и свободны. Я немного оморячилась уже среди вас, знаю. Вообще вы оба скрытные. Это нечестно. И невежливо. В школе я бы не разрешила поступать так своим ученикам. Сейчас же говорите, почему вы уходите, — шутливо добавила она и ударила Алексея тонкими пальцами по руке, задержав их на руке радиста. Алексей покраснел.
— Впрочем… — поколебавшись, призналась женщина и опустила тяжелые, искусно загнутые ресницы, — иногда мне даже хочется, чтобы Штанько ушел или вообще не приходил. Ой, что я говорю, — спохватилась она и спрятала лицо в ладошки.
«Милая, хорошая… — вертелось в голове Алексея. — Что ей сказать? Неужели она и в самом деле ко мне расположена больше, чем учительница к старательному ученику? Да и старания у меня сейчас нет. А я ее обижаю. Глупец. Ведь она — член нашей семьи. Какая же тайна в этих сигналах? Может, они еще ничего не означают. Кому она здесь может что-нибудь передать? Надо же что-нибудь говорить, черт возьми!» — решил матрос.
